Ричард Престон - Война с вирусом Эбола [Как геномические исследования помогают сдержать распространение эпидемии]

— Парень умирает! Не могу позволить, чтобы у меня тут иностранец умер!

Феа выздоровел, и они с Ханом подружились. Через несколько лет пили пиво в Новом Орлеане, и Феа рассказал, что после первой же их встречи слышал, как Хан сказал, что он умирает.

— Ну, так вы и умирали, — ответил Хан.

— Но мне вы не сказали, — сказал Феа.

Хан рассмеялся.

— А надо было сказать? Вы же были моим пациентом. Можете себе представить?

Хан долгие часы проводил в палате с больными лихорадкой Эбола, стараясь их подбодрить. Одна из сестер, никогда не работавшая в этой палате, заболела и умерла от этого заболевания. Частицы вируса невидимы, и в палатах они находятся в астрономических количествах повсюду, на полу и на других больных. Есть два разных пути, которыми вирус может распространяться в воздухе. Если с каплями слюны или мокроты, например, при кашле, — то такой способ называют капельным. Капли пролетают всего несколько футов и падают. Другой путь называется воздушным — небольшая капля испаряется, остается крошечный комочек твердого вещества, который может потоком воздуха переноситься на большое расстояние и при попадании в легкие другого человека сохраняет способность заразить его в течение нескольких часов или даже дней. Таким образом распространяются, например, возбудители кори, которых, как показано, воздушный поток может перенести на расстояние, равное половине длины крытого футбольного стадиона. Вирус Эбола может заражать людей капельным путем, это было известно и прежде. Что касается способности инфицировать, попадая в легкие с частицами пыли или в виде высохших капель, то ничего определенного пока сказать нельзя — недостаточно данных. В 1989 году филовирус, близкий к Эбола и носящий сейчас название Рестон, дал вспышку в виварии для обезьян в городе Рестон (штат Виргиния), распространяясь от клетки к клетке. Один из путей передачи, впрочем недоказанный, заключался в том, что вирус переносился потоком водяной взвеси, которую под давлением подавали из шланга при уборке клеток. По-видимому, такой «туман» циркулировал в системе вентиляции здания. Среди экспертов бытует мнение, что, даже находясь под защитой специального костюма, не следует приближаться к больному лихорадкой Эбола менее, чем на шесть футов. Такая предосторожность позволяет уберечься от летящих капель.

Некоторые больные, страдающие лихорадкой Эбола, не понимают, где находятся, у них начинаются судороги, они машут руками, падают с кровати, могут разбить себе в кровь нос и от этого чихают. Иногда их сильно рвет, причем рвота сопровождается кашлем. У некоторых развивается недержание, и все жидкости, исходящие из их тел, содержат нарастающее во времени количество частиц Эбола. Новая палата с пластиковыми стенами в Кенема оборудована обычными для африканских больниц так называемыми холерными койками. Больной холерой страдает от неудержимого водянистого поноса. Холерная койка представляет собой матрас в пластиковой оболочке с отверстием в центре на решетчатой раме. Под это отверстие на пол ставят ведро, в которое собираются испражнения. В палате для больных лихорадкой Эбола санитарки выносили такие ведра и старались поддерживать чистоту, но это было возможно только до определенной степени. Кроме того, некоторые санитарки от работы уклонялись. В условиях тропической жары в таких палатах стояла невыносимая вонь.

Примерно 12 июля Джозеф Феа, работавший в составе группы Всемирной организации здравоохранения во Фритауне, то есть за двести миль от Кенема, добрался сюда за несколько часов и стал искать своего друга доктора Хана. Найдя его, Феа, как он потом рассказал мне, не мог поговорить с ним. Хан находился в палате с пластиковыми стенами, где царил чудовищный беспорядок. Тридцать или более больных лихорадкой Эбола лежали на холерных койках, пол был залит всевозможными жидкостями, которые порождает человеческое тело. Хан совершал обход в сопровождении одной сестры, оба они были в защитных костюмах.

По сообщению Даниэля Боша, американского врача, специалиста по лихорадке Эбола, помогавшего тогда в Кенема, Хан однажды заметил:

— Должен признаться, боюсь за свою жизнь. Работники здравоохранения особенно подвержены этой болезни, поскольку, когда кто-то заболевает, именно к нам обращаются в первую очередь.

Сотрудники Боша также цитировали медсестру, по имени Айзетта, работавшую с Ханом:

— Я ему говорила не ходить туда, но он сказал: «Если я откажусь лечить их, кто же будет лечить меня?» — вероятно, Хан думал тогда о своем предшественнике, докторе Контехе, умершем в той же палате, где лежали его больные.

Алекс Моигбои, известный человек, много лет проработавший в больнице Кенема, слег с лихорадкой Эбола. Затем заболела старшая медсестра, Мбалу Фонни, вдова, которую иногда называли по фамилии Санкох, проработавшая в больнице с самого ее открытия в 1990-е годы. Заболевание началось со слабости и озноба, потом поднялась температура. Сначала Фонни не обращала внимание на эти симптомы, продолжала работать каждый день по четырнадцать-шестнадцать часов, надеялась, что это малярия, вводила себе внутривенно с помощью капельницы антималярийный препарат, но он не помогал. Анализы выявили наличие у нее в крови вируса Эбола. В тот же день у двух других медсестер, Фатимы Камара и Вероники Такер, также обнаружили этот вирус. Моигбои умер 19 июля, а Фонни через два дня после него.

Часть персонала больницы Кенема, боясь выходить на работу, сидела по домам. Доходило до того, что Хан в одиночку работал в палате с больными лихорадкой Эбола. Система здравоохранения Сьерра-Леоне, плохо снабжаемая и отсталая, разваливалась под натиском вируса, а ряды помощников из иностранных групп во время вспышки редели. Организация «Врачи без границ» справлялась с наплывом заболевших лихорадкой Эбола в лечебном центре Кайлахуна, города в восточной части Сьерра-Леоне в пятидесяти милях от Кенема. В Либерии врачи и сестры христианской организации «Самаритянский фонд», работавшие в больнице ELWA под Монровией, не справлялись с наплывом больных, не хватало врачей и расходных материалов.

— Помощь была на подходе, — говорила мне потом Сабети, — но не хватало людей и всего остального.

Сабети предупреждала Хана об опасности стресса и переутомления.

— Самое главное — ваше здоровье. Пожалуйста, берегите себя.

— Я должен делать все, что в моих силах, чтобы помочь людям, — отвечал Хан, надевал защитный костюм и возвращался в палату к больным. Он вел себя как генерал во время битвы, когда его войска бегут или уже уничтожены.

19 июля во время собрания персонала больницы сотрудники заметили, что Хан неважно выглядит. На следующий день он не вышел на работу — изолировал себя дома. Затем наутро потребовал, чтобы у него взяли анализ. Один из лаборантов отправился к нему на дом и сделал все необходимое. Анализ показал наличие вируса Эбола. Хан, предвидя, что, увидев его больным, медперсонал падет духом, не хотел, чтобы сотрудники Кенема видели развитие у него характерных симптомов, и потому отказался лечиться в больнице. На следующий день он кое-как забрался в машину «скорой помощи», которая доставила его по ухабистым проселочным дорогам в палату для больных лихорадкой Эбола в Кайлахуне.