Александр Севастьянов - Битва цивилизаций: секрет победы

Есть и еще одно обстоятельство. Алфавит передает фонемы. Слово, состоящее из определенных букв, нельзя прочесть двояким манером. Алфавитом можно набрать любое слово, независимо от того, знает ли его наборщик, независимо от нюансов смысла, которые данное слово несет. Не то иероглиф: он единственный и незаменимый для передачи конкретного факта, явления, понятия, чувства и т. д. Если его нет в наборной кассе, этого ничем не исправишь: нюанс, несомый именно данным иероглифом, пропадет, передача тонких смыслов пострадает непоправимо.

Но главное: в Китае испокон веку существовало большое количество диалектов с различной фонетикой (помимо всего прочего, китайский язык — тоновой; одно и то же слово, прочитанное с повышением или понижением тона, будет иметь разные смыслы). А вот грамматика и лексика у китайцев в разных регионах примерно одинаковы. Только в наши дни китайское правительство озаботилось унификацией произношения во всем Китае, внедрением языкового стандарта — путунхуа. Но даже и сегодня фонемное (алфавитное) письмо сделало бы текст для различных диалектов разносмысловым, а то и вовсе непонятным. Иероглифы снимали эту проблему.

Конечно, в стране было множество читателей, для примитивных потребностей которых хватило бы и 500 знаков, но уважающий себя китайский интеллигент, творец культуры, философ и писатель, должен был знать именно десятки тысяч, чтобы выдержать квалификационный тест. Он не мог уронить себя и достоинство своей профессии, он не мог изъясняться примитивно, объективная ценность его трудов зависела от изощренности мысли — и, соответственно, языка и письма. Для всех китайских мудрецов вечным и непреложным был завет Конфуция: «Если слова выражают то, что нужно, этого достаточно». Они буквально жили его предписанием: «Если имена не исправлены, то речь не стройна, а если речь не стройна, то и в делах нет успеха».

«Исправление имен» — то есть, заключение в словах единственно точного, выверенного смысла, как явного, так и тайного, скрытого, с учетом всех оттенков, оказалось невозможным для просвещенного китайца вне знания десятков тысяч иероглифов. Алфавитное письмо заменить их не могло.

В итоге для китайцев, с их культом знаний и интеллекта, преимущества иероглифической письменности оказались важнее недостатков.

Парадоксально, но избыточная изощренность ума китайских мудрецов и ученых стала основным камнем преткновения на пути прогресса китайского народа в целом. Они оказались в ловушке своего высокого и утонченного развития, стали заложниками избыточной национальной культуры. Наука, просвещение не могли распространяться в Китае так же свободно и широко, как в Европе, начиная с XV века, ибо они наткнулись на соприсущие собственной культуре барьеры.

Иероглифическое письмо, адекватное китайскому сознанию, не могло быть во всей своей сложности запечатлено типографским набором по нескольким причинам. Из них главная есть та, что наборщик должен был быть столь же образованным, что и автор, человеком. Что априори невозможно, ибо если мудрецы сами будут набирать книги, а наборщики — мудрствовать, то рухнет разделение труда и общество вернется в первобытное состояние. Это во-первых.

Интересно, что даже краснопролетарский, рабоче-крестьянский Китай не пошел на отмену иероглифического письма. Некоторая «демократизация» (упрощение) отразилась в официальной письменной системе 1956 года. Еще изменения были добавлены в 1964 году. Но в 1986 году модернизациям был жестко положен предел, и было объявлено, что дальнейшие изменения недопустимы. Опасения властей понятны. Что будет, когда (и если) китайцы все же перейдут к неиероглифическому письму, как это сделали когда-то египтяне? Они точно так же вскоре перестанут понимать собственную многотысячелетнюю культуру, отсекут себя от всего древнего знания. Как это, между прочим, произошло с русскими, уже не способными читать свои же рукописи XVII века. Даже переход на машинную печать книг в начале ХХ века сильно должен был опростить, опримитивить систему мышления китайцев, должен был вырыть непроходимую пропасть между хранителями интеллектуальной (читай: письменной) традиции — и читателями новопечатных книг и газет, использующих «всего-то» до 3000 иероглифов.

Во-вторых, китайская иероглифическая система была слишком сложна. Изготавливать и печатать литеры столь разнообразные и в количестве десятков тысяч образцов, да еще столь сложного начертания, было категорически немыслимо. Упрощать, профанировать переводом в алфавитное письмо — недопустимо.

Во-третьих, искусство каллиграфии стояло в Китае на очень высоком пьедестале. Каллиграфические свитки заменяли картины и даже, не побоюсь этого сравнения, иконы (поскольку иероглифам придавалось и мистическое значение). Они вешались на стенах комнат как драгоценные украшения и как обереги. Произведения древних каллиграфов дорого ценились на антикварном рынке. Ксилографические книги сохраняли живую связь с этим любимым и ценным искусством; печатные — нет. Корейская печатная книга с точки зрения китайца была профанацией во всех смыслах: по форме и содержанию.

Последний довод может показаться легковесным, но это не так. Эстетические и сакральные соображения нередко перевешивают прагматические. И мы поймем это вполне, когда обратимся к истории исламского книгопечатания.

Вот так и получилось, что распространение любой информации в Европе стало полностью безграничным и беспрепятственным, а в Китае натолкнулось на естественные ограничения, вытекающие из самой природы китайской культуры.

Результат известен: европейцы перехватили мировое лидерство.

Исламская цивилизация, столь блистательно проявившая себя в VIII–XV веках, в буквальном смысле сама покончила с собой и добровольно отказалась от конкуренции. Трагически неотвратимо и бесповоротно.

Как это случилось?

Диалектика единства и борьбы противоположностей беспощадна. Китай и исламский Восток — каждый в свою очередь — пали жертвой собственного совершенства. Сила обернулась слабостью, абсолютная сила ослабила их абсолютно.

Арабский считается одним из наиболее богатых языков мира. Точное количество слов определить трудно, так как он содержит 21 диалект и свыше 40000 одних только корней слов (самый полный толковый словарь занимает восемь томов).

При всем богатстве лексики, арабы пользуются алфавитом из 28 знаков-фонем, легко передающих звучание слова и не требующих транскрибций, в отличие, скажем, от английского, французского и т. д., что само по себе уже является преимуществом (как и в русском языке). Казалось бы, ничто не препятствовало изданию книг подвижным шрифтом в любом количестве, поскольку бумаги собственного производства было хоть отбавляй, а европейцы, как мы сейчас увидим, были готовы поделиться опытом книгопечатания. Но…