Александр Севастьянов - Дело Тихонова-Хасис

27 января она добавила: «Кожа на видимом участке лица была светлая. Хотя молодой человек пытался закрыть лицо шарфом, в какой-то момент шарф у него спал и я увидела его лицо, это было в течение нескольких секунд. Я обратила внимание, что у него лицо обычной формы, нос обычный. Мне сложно описать черты лица молодого человека, однако если мне его покажут, то, думаю, что смогу и постараюсь его узнать. Я обратила внимание, что ресницы и брови на лице молодого человека не выделялись. (Взгляните, читатель, на фото в интернете и почувствуйте разницу! — А.С.) Этого молодого человека спереди я видела всего несколько секунд, пока он проходил мимо нас… По глазам, по манере движения, по походке, по телосложению, я сделала вывод, что этому молодому человеку примерно от 20 до 25 лет».

А вот описание убийцы, данное Мурашкиным. По его словам (см. протокол от 21.01.09): «Каких-либо особых примет у молодого человека я не заметил… Мне кажется, что это был человек молодой, около 20–22 лет, рост примерно 178–180 см., так как одного роста со мной, а я ростом 178 см., худощавого телосложения, так как я обратил внимание, что одежда была на нем свободна. На нем была одета следующая одежда: на голове — шапка вязаная, темного либо синего, либо черного цвета, то ли натянута на лицо, то ли его [лицо] было замотано шарфом также синего, либо черного цвета, если у него на голове и была одета шапка-маска, то у нее была только одна большая прорезь и для глаз, и для носа. Каких-либо особенных примет у молодого человека я не заметил».

Но через неделю (протокол от 27.01.09) он дает принципиально иные показания: «Мужчина был молодой, примерно от 25–30 лет, такое впечатление создавала его худощавая фигура и легкость, с которой он бежал. Несмотря на то, что он пытался закрыть лицо, в какой-то миг шарф у него спал и я увидел его лицо, это было в течение долей секунд. [Обратим внимание на текстуальное сходство показаний свидетелей, как под копирку.] Я обратил внимание, что у мужчины были видны брови, вроде бы они были русые, лицо обычной формы, разрез глаз обычный, нос обычный».

Итак, за несколько дней убийца в показаниях Мурашкина постарел лет на десять, а «одна большая прорезь и для глаз, и для носа» непостижимым образом расширилась. Но что же «увидел» в ней свидетель? Русые (!) брови? Обычный (!) разрез глаз? Приметы, либо неприметные, либо явно вымышленные.

Мурашкин, давая по свежей памяти показания 21 января 2009 года, говорит о Тихонове как о человеке «худощавого телосложения, так как я обратил внимание, что одежда на нем была свободна». В обоих показаниях Ермакова также подчеркнула «худощавость» мужчины, «ничто в нем не ассоциировалось с «качком»-спортсменом».

Люди, видевшие крепкого сложения Никиту хотя бы однажды, вряд ли разделят это впечатление… Но есть и более авторитетный аргумент. В ходе следствия в отношении подозреваемых проводилась судебно-медицинская экспертиза в ГНЦ им. В.П. Сербского. На с. 6 экспертного заключения сказано вполне конкретно: «При настоящем обследовании подэкспертного установлено следующее. Соматическое состояние. Подэкспертный атлетического телосложения…». Да, атлетического.

Так кого же на самом деле видели эти главные свидетели? Тихонова? Вряд ли.

О том, какими глазами смотрели на происходящее свидетели и что при этом «видели», красноречиво говорит история с пистолетом.

По словам свидетеля А.И. Черешнева (протокол допроса 23.01.09, т. 14, л.д. 81), он увидел, как преступник быстрым движением правой руки положил пистолет в правый внешний карман куртки. К метро он бежал уже без пистолета. Черешнев опытным глазом профессионала успел увидеть даже, что пистолет, засовываемый в карман, находился в положении с отведенным затвором, как если б его заклинило. (Важная деталь! Вспомним, что Никита показал, что браунинг ему дали для ремонта и замены пружины.) Свидетель Цуканов (протокол допроса 24.01.09 г., т.14 л.д. 93–97) ничего в руках не видел, куда убийца дел пистолет, не заметил.

Свидетель Ермакова, якобы видевшая лицо преступника и опознавшая в суде Тихонова, вообще ничего про пистолет не сказала. Но на допросе произнесла под протокол странную фразу: «Глядя на его лицо, я только уловила движение молодого человека правой рукой, словно давал нам понять, чтобы мы посторонились. В дальнейшем, со слов Мурашкина я узнала, что этот молодой человек держал в правой руке пистолет, который пытался спрятать под куртку» (т. 14, л.д. 61–61).

Интересно: она заметила много мелких деталей: «ткань куртки была похожа на болоньевую, как на тонком синтепоне, без декоративных строчек, без накладных карманов и каких-либо нашивок и эмблем… накладных карманов на брюках не было… на спине внизу из-под куртки был виден фрагмент свитера бежевого или песочного цвета крупной вязки… ботинки спортивного образца типа “Колумбия”… шапка и шарф были разными по структуре вязки… я обратила внимание, что шарф был более мелкой вязки, чем шапка».

Вязку фрагмента свитера увидела, строчки и карманы увидела, даже лицо разглядела за доли секунды, а пистолет — не приметила? Не странно ли?

Сам Мурашкин на всех допросах и на опознании утверждал: «Пистолет находился в правой руке»; «В руке у него был пистолет без глушителя. Держал пистолет он в согнутой руке, перед собой».

Сопоставление показаний Черешнева, Ермаковой и Мурашкина оставляет вопросы. Пистолет, вещица приметная, был он в руке или в кармане куртки? Или попросту привиделся Мурашкину? А может, напротив, остался не замечен Ермаковой?

Если даже по столь заметной, крупной и важной детали имеются столь радикальные расхождения в показаниях, то что же говорить о достоверности иных показаний, касающихся, скажем, черт лица?

Впрочем, должно существовать неопровержимое подтверждение того, что на самом деле видели свидетели. Ведь наверняка по их свежим впечатлениям составлялся фоторобот, упустить такую возможность для следствия, если они и вправду видели убийцу, — это просто преступная халатность! Ведь в январе 2009 года убийца еще не был назначен, его реально искали, фоторобот был необходим. Цепкий, острый взгляд Ермаковой давал уникальную возможность его составить.

Но где же этот фоторобот, составленный с ее слов? В судебном деле его нет. А следственное дело вам никто не покажет. Может быть, фоторобот не попал в материалы дела именно как не имеющий ничего общего с лицом Никиты? Прояснить до конца этот вопрос адвокатам, подавшим соответствующий запрос, не дал судья Замашнюк. Но кое-что вероятное предположить можно.

Вообще, описание внешности при составлении словесного портрета должно происходить в соответствии с имеющимися криминалистическими методиками, о которых следователи СК отлично осведомлены. Однако описание внешности убийцы дано Мурашкиным и Ермаковой крайне поверхностно, небрежно и кратко, не «как положено». Это может свидетельствовать только об одном: Ермакова и Мурашкин не видели или не запомнили его лицо.