Александр Севастьянов - Дело Тихонова-Хасис

«О себе Евгения рассказывала, что начала работать в 14 лет в связи с тем, что мать употребляла алкогольные напитки» (т. 15, л.д. 235).

«Евгения никогда не скрывала своих националистических взглядов, в разговорах она говорила на эти темы, упоминая, что Россия для русских…» (т. 15, л.д. 235).

«Она знала, что я резко осуждаю радикальные националистические взгляды, поэтому в моем присутствии она старалась их не высказывать, но если разговоры заходили на эту тему, то мы с ней спорили до крика и хрипоты» (т. 15, л.д. 236).

Свидетель Горшков Е.И.:

«Евгению могу охарактеризовать как уравновешенную, сообразительную, с определенной харизмой и задатками лидера…» (т. 15, л.д. 60).

Свидетель Сапожников К.П. (лидер калужского регионального отделения «Русского Образа», поддерживал личные отношения с Горячевым, Тихоновым и Хасис):

«По поводу характеристики ее как личности. Это был достаточно взрослый, прямой, четкий человек, стоящий на жестких, радикальных националистических позициях. Человек со сложившимся мировоззрением. Человек, знающий, чего он хочет от жизни, и человек, знающий, чего он хочет добиваться. Взгляды ее были очень радикальные. Мы неоднократно с ней спорили, обсуждая правое движение в России, обсуждая основных лидеров, каких-то функционеров и партии. Она неоднократно мне говорила, что считает, что единственное средство и методы, которые способны что-то изменить и на что-то повлиять, это “прямое действие”, это физическое устранение политических оппонентов, видных политических и социальных деятелей, людей именно с активной жизненной позицией. Она считала, что это те средства и методы, которыми должно пользоваться националистическое движение.

Вопрос следователя: — Для чего?

— Для достижения целей, которые националистическое движение себе ставит. Это доминирование в политической системе. Это избавление, как они это называют, как принято называть в националистической среде, от инородцев, лиц не славянской национальности и внешности, от каких-то олигархов, от этнических преступных группировок <���…>

— Можете ли вы охарактеризовать Хасис Евгению Данииловну?

— Она очень жесткий человек, очень убежденный, не признающий чужого мнения. То есть, человек, который готов отстаивать свою точку зрения практически любыми средствами. Достаточно сложно с ней общаться, мы неоднократно с ней спорили в процессе нашего общения, в том числе на политические темы. То есть, она считала, что люди, находящиеся в местах лишения свободы, так называемые узники совести, которых так принято называть в правом движении, — это люди действительно героические на ее взгляд, которые были осуждены несправедливо. Она действительно считала, что это герои, которые борются за свою страну, свой народ. Она была очень яростным активистом правого движения, то есть достаточно активно работала и в сети Интернет. У нее был свой блог… Она очень активно работала в том числе в “Русском вердикте”. Это был очень работоспособный человек, который работал и действовал с полной самоотдачей, если ставил себе какую-то конкретную цель» (т. 15, л.д. 122–124).

Письмо Евгении Хасис из тюрьмы товарищу 25.12.09:

«Здравствуй, <���…>!

…”Новость” потрясла не только вас. Нас она тоже очень потрясла. Меня принимали рано утром в кровати еще. Проснулась от действий группы захвата, глаза открыть толком не успела, как ощутила удар в голову, почки и почувствовала закрывающиеся наручники. Первая мысль — жив ли Никита. По звукам за стеной — поняла — жив. Дальше все как в дешевом боевике. Обыски, допросы, мое молчание [62], камера, суд и мера пресечения. Как-то так. Условия нормальные. В камере тепло, передачи доходят, сотрудники нормальные — все же спецтюрьма. Сейчас уже и нервы потихоньку приходят в норму, адаптировалась более или менее. Единственное, что по-настоящему тяжело и никак не может быть мною преодолено — это переживания за Никиту. Редкие новости носят очень поверхностный характер. Конечно, я знаю, что он самый сильный! Самый смелый! Его не сломить, и он все выдержит. Но! В таких вопросах я, все же, самая что ни на есть девочка. И понимая все это, не могу не переживать за него. Слишком сильно я его люблю, наверное. Но ничего, я верю, что все будет хорошо. Если уж мы живы.

…Ну, что еще сказать? Оказывается, все время, что мы пребывали на той хате, где нас задержали, — нас слушали и снимали. Не знаю, как такое возможно. Так что дом — не крепость в наше время.

Благодарю тебя еще раз за слова поддержки! Это сейчас очень ценно для нас. Я знаю, что вы рядом, я чувствую. Сила единства, как-то так. Со всем справимся. Все переживем. Передай, если сможешь, письмом Никитке, что я его люблю и всегда думаю о нем! Пусть сейчас думает только о себе. Сейчас можно!

Обнимаю! Всех победим!

Твоя подруга,

узник — Женька»

Евгения Хасис из тюрьмы:

«Если отойти в самый дальний угол нашей камеры и приподняться на мысочки, изо всех сил вытянув шею вверх, то можно разглядеть сквозь щель тюремного окна кусочек вольного неба.

Проснувшись уже окончательно часа через два после подъема я пошла поздороваться с новым днем и бегущими по небу облаками. И тут в эту маленькую щелочку на фоне голубого неба я разглядела стаю перелетных птиц. Над тюремным двором, перекрывая шум автомобилей за стеной, гул ног в коридорах и скрип тюремных засовов, пронеслось озорное “га-а, га-а…”.

— Птицы летят домой, — задумчиво протянула соседка, улыбаясь каким то своим мыслям и кутаясь в казенный халат.

Приговорив моего мужа к высшей мере наказания и фактически к максимально возможной меня, ныне действующий режим расписался в своей слабости. Ведь если государство назначает своими главными врагами не криминальных авторитетов и глав мафиозных кланов, не коррумпированных чиновников и воров-олигархов, не маньяков, педофилов и насильников, не наркоторговцев, и не террористов-ваххабитов, а Женю с Никитой, то такому режиму осталось не долго.

В этих обстоятельствах, если бы нас приговорили к расстрелу (а они бы обязательно приговорили, если бы могли), то каждый кусок свинца впивающийся в нашу грудь, был бы для нас словно орден, почетная награда за заслуги перед Отечеством. Ведь быть врагом государства № 1 при таком государстве — это в высшей степени почетно. И вынесенный нам с Никитой приговор от лица действующей власти — для нас награда. Для нас и наших близких — это символ нашей честности, несгибаемости, мужества, преданности нашим идеалам…

Птицы летят домой… Все мы тут как эти птицы, летящие домой, с той лишь разницей что почти никто из нас не знает, как долог будет наш полет. Хватит ли крепости наших крыльев долететь до заветного гнезда…