Юрий Трифонов - Как слово наше отзовется… [сборник публицистических статей]

[Написано в 1967 году в связи с предстоящими зимними (Гренобль) и летними (Мехико) Олимпийскими играми. Опубликовано в «Правде» (1967, 25 сент.). Печатается по тексту газеты, сверенному с рукописью.

Интересно заметить, что в перепечатке этой статьи в эстонской «Спортивной газете» (Спордилехт, 1967, 11 окт.) стоит подзаголовок: «Статья о психологической подготовке спортсменов к крупным соревнованиям». Важно подчеркнуть интерес Ю. В. Трифонова именно к психологии спорта и психологии спортсменов. См., например: «Небывалые „страдания“ болельщиков» (Сов. спорт, 1957, 15 авг.); «„Спартак“ — победитель в турнире нервов» (Огонек, 1962, № 17); «Победившие „мертвую точку“» (Лит. газ., 1964, 8 февр.) и др.]

Секрет телевидения еще не разгадан.

Роль голубого экрана на столике в комнате и его влияние на нашу жизнь, привычки, настроение, характер будут гораздо более основательно, чем теперь, выяснены социологами будущего, когда пройдет несколько поколений, взращенных телевидением. Пока что мы экспериментируем на себе. А что получится из телечеловечества — увидим через сто лет.

Телевидение — это другая жизнь. Она вторгается в нашу повседневность, в наши квадратные метры, заботы, огорчения, болезни, удачи, в наше счастье и горе. И вторгается могущественно, с сознанием своей власти. Тут не просто кино на дому или стадион в кресле, тут нечто большее — другая жизнь приращивается к нашей собственной, единственной, и продлевает, расширяет ее, заполняет все пазухи и пустые пространства, все, что можно заполнить. А может, укорачивает… Кто знает? В общем, делает что-то серьезное с нашей жизнью.

Спорт по телевидению — тоже другой спорт.

В 1966 году летом в Сандерленде я смотрел на стадионе какой-то малоинтересный матч нашей подгруппы — то есть подгруппы, в которую входила сборная СССР, боровшаяся за выход в четвертьфинал. Кажется, играли корейцы с чилийцами. Но в это же время в другом городе встречались фавориты — Венгрия и Бразилия. Мне пришло в голову, что было бы разумнее не томить себя нудным зрелищем второсортного футбола, а подняться в пресс-центр и там, в уютном пресс-баре, в окружении солидных пресс-мэнов насладиться игрой футбольных асов, которую наверняка передают по телевидению.

Несколько солидных джентльменов сидели в креслах перед телевизором. Я сел на свободное место и приготовился наслаждаться. Впрочем, венгры и бразильцы играли так же посредственно, как наши сандерлендцы. И стадион был точной копией нашего стадиона, одного из старейших и заслуженных английских стадионов, построенных специально для футбола: без гаревой дорожки, без секторов, где трибуны круто спускались к самой кромке поля. Я увидел точно такой же козырек над северной трибуной, а вот и знакомая надпись: «Пресс-центр»… Что за черт? Я подозрительно поглядел на джентльменов. Они невозмутимо и как будто с интересом смотрели на экран, где бегали футболисты, чрезвычайно похожие на корейцев и чилийцев.

Наконец, подавив в себе ложное самолюбие — ведь глупо спрашивать, просидев у телевизора десять минут! — я спросил: «Это что… Корея и Чили?» Один из джентльменов кивнул.

Живая игра в ясный солнечный день происходила за стеной, но джентльмены предпочитали сидеть в прокуренном кабаке и смотреть в ящик. Почему? Ошеломленный, я выбрался из пресс-центра и вернулся на свое место в девятом ряду. Может, джентльменам было лень пройти несколько ступенек вниз по лестнице? Может, их раздражали выкрики и грубый смех некоторых зрителей, из тех, кто занимает дешевые стоячие места внизу, курит вонючие сигареты и носит крохотные клетчатые кепочки, едва налезающие на макушку? А может, джентльмены хотели увидеть другой футбол?

По-видимому, спорт по телевидению — это не просто лучший выход при отсутствии денег на билет или невозможности поехать на стадион, но зрелище, доставляющее особое, сложное и, я бы сказал, многослойное удовольствие. Джентльмены получали удовольствие: а) от вида самой игры, которая их в некотором роде все же интересовала, так как за одну из команд были поставлены фунты; б) от мягких кресел и возможности тут же в баре заказать сигару, кофе, виски со льдом и просто сосиску с каплей горьковато-сладкой горчицы на краешке рифленой, из тонкого белого картона тарелке; в) от приятного сознания того, что они находятся в своем кругу, что никто не осмелится им помешать, за исключением одного дурно воспитанного иностранца, который ворвался, ни с кем не поздоровавшись, шлепнулся в кресло и через десять минут, спросив, кто играет, вскочил и убежал; г) от тонких, со знанием дела, замечаний мистера X во время игры, от забавных комментариев мистера Y и от молчания мистера Z; д) от возможности, не отрываясь от футбола, следить по телефону, который тут же под рукой, и по радио за событиями, происходящими на бирже и на стадионе для собачьих бегов, где на «грейхаундов» тоже поставлены фунты; е) и наконец от разговора, который вел с экрана неподражаемый, единственный в своем роде, чертовски остроумный и понимающий толк во всем мистер Бобсон.

Мистер Бобсон — тема особого разговора. Его роль громадна: он один из творцов другого футбола, о котором говорилось выше, другой жизни. Он должен, стало быть, обладать талантом и могуществом бога Саваофа. Он обязан творить!

Главное свойство многих телекомментаторов, тех, которые вынуждены за отсутствием творцов нести эту непосильную для них ношу, то, что они здорово умеют раздражать.

Однажды я решил внимательно проследить за трансляцией футбольного матча по телевидению, чтобы понять, откуда, из чего, из каких мелочей накапливается раздражение. Транслировался первый матч в Лужниках. Играли «Спартак» и «Торпедо». То есть это был не заурядный футбол, а всесоюзное торжество, премьера в Москве. Сто три тысячи зрителей на трибунах, миллионы болельщиков — у телевизоров. Вел репортаж один из популярнейших спортивных комментаторов.

И вот в своей излюбленной манере, небрежно и весело, популярный комментатор начал репортаж. Я старый болельщик «Спартака». Матч меня волновал, и я приготовился к напряженному переживанию. «Дай бог, чтобы он ничем меня не раздражал! Не испортил бы… — то была невольная мольба болельщика, вдруг заслонившая задачу, которую я себе поставил как исследователь спортивного телерепортажа. — В конце концов можно заняться анализом раздражения на каком-нибудь другом матче!»

Но почти с первых минут популярный комментатор взялся за свое черное дело. Начал с того, что перепутал фамилии игроков. Ну, бывает! Каждый может ошибиться. Это по-человечески — ошибиться… Затем комментатор совершил явную оплошность, произнеся укоризненно во время назначения судьей штрафного удара: