Ивонна Хауэлл - Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

В августе 1991, четырьмя месяцами позже опубликования пьесы «„Жиды города Питера“, или Невеселые беседы при свечах», неудачная попытка переворота, устроенная коммунистами-сторонниками жесткой линии, превратила «фантастическую» гипотезу Стругацких в предотвращенную политическую реальность. Для российского писателя, возможно, всегда было приятнее видеть, как жизнь предотвращает искусство, нежели имитирует его.

В нижеследующем исследовании творчества Стругацких я постараюсь выявить модели взаимодействия между описаниями Стругацкими советской реальности и «фантастическими допущениями», доказав, что они исходят из наследия русской литературы и культуры в целом.

Эта книга не является систематическим рассмотрением развития творчества Стругацких или общей интерпретацией места Стругацких в мировой научной фантастике. Скорее, я иду к их творчеству от анализа истории и развития русской литературы «основного потока», стремясь определить место Стругацких в контексте уже устоявшихся, исконных русской литературы и культурных традиций.

Одним из побочных эффектов такого рода подхода является то, что он бросает некоторый свет на природу восприятия творчества Стругацких на Западе. Удивительно, что наиболее популярные в Советском Союзе фантасты не пользуются на англо-американском рынке успехом, сравнимым с успехом, например, поляка Станислава Лема. Оставляя в стороне проблему неадекватных (в некотором роде) переводов на английский язык, удивительно малый успех произведений Стругацких на Западе можно частично отнести на счет недостаточного знакомства читателей с глубинными русскими вопросами, поднимаемыми Стругацкими в мнимо интернациональном жанре.

Более важно то, что я надеюсь заполнить значительную лакуну в существующей критике (как советской, так и западной), которая склонна концентрироваться только на аллегорических возможностях научной фантастики. Было бы очень соблазнительно сконцентрироваться не на том, как Стругацкие пишут, а на сути их произведений, которая, предположительно, более привязана к Земле и текущей политической ситуации, нежели межгалактические декорации их произведений, призванные запутать цензуру.

В подтверждение этой точки зрения критики зачастую стремились выделить и изолировать социальную, политическую или этическую составляющую творчества Стругацких, словно бы для доказательства того, что эта научная фантастика — не просто развлечение, служащее бегству от действительности. Лучшие образцы такой критики весьма преуспели в создании Стругацким репутации писателей, в первую очередь поднимающих серьезные философские, социальные и этические проблемы.

С другой стороны, продолжающаяся популярность Стругацких является отчасти и популярностью жанра, в котором они пишут, — научная фантастика постоянно популярный жанр, и Стругацким «повезло» — они оказались чрезвычайно талантливыми воплотителями. Научная фантастика, подобно двум другим популярным жанровым формам, с которыми она зачастую пересекается — детективу или криминальному роману и приключенческому/историческому роману, принадлежит к миру популярной литературы постольку, поскольку описывает необычных персонажей и/или декорации и напряженный сюжет в контексте установленного набора условий. Привычные научно-фантастические условности включают в себя противостояние человечества и инопланетных форм жизни, конфликт между человеческими ценностями и технологическим прогрессом, противопоставление общества прошлого и общества будущего, и т. д. Любой значительный отход от знакомого, формализованного подтекста жанра воспринимается как отход от самого жанра и зачастую вызывает замешательство среди читателей. [3] Примером этого может служить начальное восприятие повести Стругацких 1968 года «Улитка на склоне». Необычная структура и сюрреалистическая образность повести составили драматический разрыв с предыдущим, более привычным циклом «истории будущего», породив многие противоречивые интерпретации миров «Леса» и «Управления». На самом деле, большая часть характерных для Стругацких тем и противопоставлений наличествует и в повести «Улитка на склоне», как доказывается в Главе 4.

Иными словами, принимается за данность, что научная фантастика Стругацких приемлема и развлекательна, в то время как тяжеловесный реализм «основного потока» и усложненные эксперименты авангарда — нет. В таком случае, впрочем, она едва ли заслуживала бы серьезного внимания критиков — обычная, зачастую заслуженная судьба популярных литературных субжанров как на Востоке, так и на Западе.

Российский критик размышлял, что удивительная нехватка критики творчества Стругацких, даже после трех десятилетий непреходящей популярности, обязана существованием, в первую очередь, недостатку уважения к жанру научной фантастики в целом:

«Так в чем же дело? Быть может, в сложившемся у критиков убеждении, будто фантастика говорит о чем-то отдаленном, экзотическом, не связанном с насущными делами и заботами текущего дня? А раз так, то и не заслуживает она серьезного разговора между серьезными людьми…» [4] Амусин М. Далеко и до будущего? // Нева. — 1988. - № 2. — С.153.

Ясно, что некоторое критическое замешательство (выражавшееся большей частью в молчании) было вызвано несоответствием Стругацких как писателей популярного, «массового» жанра и их же — на другом уровне — как выразителей по крайней мере одного поколения советских интеллектуалов. Михаил Лемхин неумышленно поднимает вопрос, на который данное исследование постарается ответить, когда пишет:

«Боюсь, что не умею этого объяснить, знаю только наверное, что для меня эти три повести — „Трудно быть богом“, „Пикник на обочине“ и „За миллиард лет до конца света“ — не просто вехи моей жизни, а целые куски жизни, прожитые под знаком этих повестей.

И я точно знаю, что я не один такой читатель.

Собственно, феномен популярности — отдельный, особый разговор, речь сейчас о другом. О том, что вопросы, волновавшие Стругацких, были, одновременно, не только их вопросами. Эволюция Стругацких, их самоощущение в мире довольно типичны для значительной части гуманитарной и, особенно, технической интеллигенции. Именно поэтому Стругацкие, без сомнения, входят в число самых читаемых авторов…» [5] Лемхин М. Три повести братьев Стругацких // Грани. — 1986. - № 139. С.92.

Чтобы определить природу отношений между использованием Стругацкими популярных жанровых форм и их значимостью как «серьезных писателей» для интеллигенции, я в книге поднимаю два вопроса:

* Какую технику используют авторы, чтобы зашифровать в формализованных структурах научной фантастики, детектива и приключенческой литературы философскую или социо-политическую дискуссию с открытым финалом?