Владимир Белинский - Страна Моксель

Заведомо сочиненная ложь как живительный бальзам легла на душу «сочинителя истории». Он, казалось, лично побывал при том разговоре и обожествил Дмитрия прямо с детского возраста. Ему ничего не стоило любые вымышленные слова приписать будущему святому. Все исполнялось по методе — как хочу, так и ворочу. Но с таковой ложью мы встречаемся в русской истории повсеместно, поэтому сей «словесный мусор» «сочинителя истории» нельзя принимать всерьез. Нам из этого панегирика важен всего лишь факт: Дмитрий знал об участии московских князей и их войск в военных походах ханов. Военное соучастие и повиновение Золотоордынскому хану, как наместнику Бога на земле, было святой обязанностью московского князя — сии познания Димитрий Донской усвоил, как видим, с детских лет. И о втором, исключительно важном факте поведал Карамзин, правда, пытаясь его оспорить.

«Сей мужественный витязь (Гедимин Литовский. — В. Б.), в 1319 году победою окончив войну с Орденом, немедленно устремился на Владимир (Волынский. — В. Б.)… Город сдался… Как скоро весна наступила (1320 год. — В. Б.) и земля покрылась травою, Гедимин с новою бодростию выступил в поле, взял Овруч, Житомир, города Киевские и шел к Днепру… осадил Киев. Еще жители не теряли надежды и мужественно отразили несколько приступов, наконец, не видя помощи… и зная, что Гедимин щадит побежденных, отворили ворота. Духовенство вышло с крестами и вместе с народом присягнуло быть верным Государю Литовскому, который, избавив Киев от ига Моголов…. скоро завоевал всю южную Россию (Речь идет о Киевской Руси. — В. Б.) до Путивля и Брянска». [167] Н. М. Карамзин «История…», том IV, стр. 270–271.

Русская элита с исключительной настырностью пытается оспорить этот знаменательный факт истории — факт освобождения Киевской Руси от татаро-монгольского влияния в 1319–1320 годы. И мотив у них всего лишь один: мол, наши, так званные «летописные своды», ничего об этом историческом событии не сообщают. Не зафиксировали — и точка!

Но мы уже поведали читателю, что представляют найденные на потребу «летописные своды».

И, как всегда, возникают закономерные вопросы:

— Почему русские историки так яростно оспаривали факт освобождения Киевской Руси от татаро-монголов в 1319–1320 годы?

— Зачем сознательно запускали «примес лжи» в этот вопрос?

Для ответа необходимо всего лишь найти, в чем состоит московский интерес. И ларчик откроется вмиг.

В следующей главе мы воочию увидим, что Московия заполучила великокняжеский стол только в 1328 году, при Иване Калите, после жестокого погрома Твери. Именно тридцатые-шестидесятые годы XIV века стали изначальными годами становления Московского великокняжеского улуса. Посему русские «писатели истории» сознательно умалчивали, что Киев отвоевал свою свободу у татаро-монголов еще в те времена, когда Москва и Московия не получили даже статуса великокняжеского. Они всегда проповедовали: мол, в 1380 году Московия показала свою силу, почти государственную, на Куликовом поле, а Киевская Русь всего лишь ушла под Литву. Как видим, одна «великорусская» ложь покрывалась следующей. Во благо Московской державы!

Но мы считаем, что в данном случае литовские и немецкие летописи более объективны, и необходимо пользоваться ими. Эти летописи еще в XIII веке именовали Галицких и Волынских князей князьями «всей земли Русской».

В те годы Московия даже не ведала, что это за понятие — Русская держава, ведь северных Рюриковичей до конца XVII века сначала именовали князьями Суздальской земли, а позже князьями Московскими — московитами. И не иначе!

При этом необходимо помнить, что до XVI века о Московии как о самостоятельном государственном образовании вообще нельзя вести речи. Даже в царской России в конце XIX века не отрицали эту мысль. Недаром в 1889 году в России даже была издана книга А. В. Экземплярского под названием: «Великие и удельные князья Северной Руси (?) в татарский период с 1238 по 1505 год».

Здесь, как говорится, ни убавить, ни прибавить.

Московия до XVI века оставалась в составе единого государства — Орды — на правах рядового улуса. И этнос Московского улуса оставался преимущественно финно-татарским.

Итак, мы снова возвращаемся к московскому князю Юрию Данииловичу. Как помним из нашего изложения, он, в конце концов, заполучил Владимирский великокняжеский стол. То есть, именно он стал собирать ханскую подушную дань и отвозить ее в столицу Золотой Орды.

Вот как об этом сообщает Н. М. Карамзин:

«Утвержденный ханом на Великом Княжении и взяв с собой юного Константина Михайловича (сын убитого Великого князя Михаила Тверского. — В. Б.) и Бояр Тверских в виде пленников, Георгий (Юрий. — В. Б.) приехал господствовать в Владимир… Гонцы (Тверские. — В. Б.) возвратились с… известием о всех ужасных обстоятельствах Михайловой кончины». [168] Н. М. Карамзин «История…», том IV, стр. 263.

Мы помним, что именно благодаря доносу князя-московита был подвергнут жестокой казни Великий князь Михаил Тверской. И вполне нормально, что возмездие все же настигло подлеца — внука Александра Невского.

«В следующий год отправился к хану и Димитрий (старший сын Михаила Тверского. — В. Б.). Там они увидели друг друга (Димитрий Тверской увидел Юрия Московского. — В. Б.), и нежный сын (Дмитрий. — В. Б.), живо представив себе окровавленную тень Михаилову (отца. — В. Б.), затрепетав от ужаса, от гнева, — вонзил меч в убийцу. Георгий (Юрий Московский. — В. Б.) испустил дух, а Димитрий, совершив месть по его чувству справедливую и законную, спокойно ожидал следствий (решения хана Узбека. — В. Б.)». [169] Н. М. Карамзин «История…», том IV, стр. 266.

Хан, естественно, встал на сторону своего погибшего зятя. Он повелел казнить Димитрия, дабы показать всем, что казнить и миловать может только он. Однако даже хан понимал всю низость и мерзость Юрия Московского, и поэтому

«Несмотря на казнь Димитриеву, Узбек в знак милости признал его брата (Александра Михайловича Тверского. — В. Б.) Великим Князем… Сия грамота писанная в 1327 году…» [170] Н. М. Карамзин «История…», том IV, стр. 267.

Но, как писал русский профессор В. О. Ключевский, «московские князья были гибкие и сообразительные дельцы», и, одновременно, как мы уже установили, — величайшие подлецы и мерзавцы. В этот раз стал плести интригу так званный Иван Калита, еще один внук Александра Невского, брат Юрия Московского.

На Тверь был натравлен сын Дюденя, двоюродный брат хана Узбека — темник Шевкал.

Тверь во главе со своим князем снова восстала, пытаясь вырваться из порочного Московского круга доносов, сплетен и лжи.

«Сеча была ужасна. От восхода солнечного до темного вечера резались на улицах с остервенением необычайным. Уступив превосходству сил, Моголы заключились во дворце (Обрати, читатель, внимание: татаро-монгольская знать в городах Суздальской земли владела лучшим имуществом — дворцами. — В. Б.), Александр обратил его в пепел, и Шевкал сгорел там с остатком ханской дружины. К свету не было уже ни одного Татарина живого. Граждане (Твери. — В. Б.) умертвили и купцов Ордынских». [171] Н. М. Карамзин «История…», том IV, стр. 268.