Марина Характерова - Кумиры. Беседы с замечательными людьми

– Но у вас-то получилось! Думаю, вас с полным правом можно сегодня назвать звездой театра Сатиры.

– Никакая я не звезда. Я – ведущий актер театра Сатиры. Для меня театр всегда был главным в жизни. Этим я и кинокарьеру свою сгубил. Было время, чуть ли не каждый день меня приглашали на пробы в кино, причем к таким режиссерам, как Гайдай, Михалков-Кончаловский. Я начал сниматься и сразу дал обойму фильмов. Но очень скоро понял, что в таком режиме, когда каждый день съемки и 32–34 театральных спектакля в месяц, жить невозможно. Я начал отказываться от кино. А потом кино от меня отказалось. Меня забыли на десять лет. Сейчас, правда, опять начали приглашать. Но, как и прежде, главное для меня – театр. Поэтому не очень стремлюсь сниматься в кино, играть в антрепризах.

– Потому-то и не видим вас в антрепризах?

– В том качестве, которое я знаю и вижу, так называемый чес за деньги по стране, мне неинтересно участвовать в антрепризе. И хотя деньги мне тоже очень нужны, мое актерское достоинство мне гораздо ценнее. Не хочу, чтобы было стыдно. Лучше ничего, чем позор. Мне интересно не просто участвовать в антрепризах, а пробовать то, что я еще не пробовал.

– Ваш первый режиссерский опыт, я имею в виду вашу постановку «Секретарши», – это тоже из области любопытства?

– Скорее, это реакция на ту режиссуру, которая сегодня приходит в театр. А если честно, мне еще Плучек советовал заняться режиссурой.

– Так кто же вы, Юрий Васильев? Последний романтик нашего времени, идеал многих женщин, сибиряк, который из-за своей открытости и искренности так и не стал до конца своим в столичном городе, или просто везунчик, вытянувший по жизни счастливый билет?

– Счастливчик, потому что, приехав из Новосибирска, с первого раза поступил в Щукинское училище на курс Катина-Ярцева. А потом, по окончании, выбрал именно театр Сатиры (а ведь меня брали шесть театров, и я очень переживал, что не попал в Вахтанговский). Везунчик, ведь мне довелось работать на одной сцене с выдающимися мастерами. Романтик, потому что однажды в руки мне попала книга о Жераре Филипе, которая повлияла на мою судьбу. Он стал для меня воплощением идеального актера. С его портретом я и приехал в Москву поступать в театральное училище. Жерар Филип во многом определил и мой актерский стиль – романтический герой, у которого есть честь, достоинство и красивые женщины. Говорят, у многих ощущение, что я такой и в жизни. Могу лишь сказать, что в жизни пытаюсь быть личностью. Когда актер личность – это видно на сцене. Через свои роли я научился говорить то, что думаю. И хотя сегодня в моем арсенале роли не только романтических героев (а даже и стариков), в душе я все тот же романтик, который много лет назад приехал покорять Москву…

Лариса Васильева написала множество книг и стихов. «Жены русской короны», «Кремлевские жены», «Дети Кремля», «Жена и муза», «Весть Василисы» – глубокие и выстраданные произведения о роли женщины в нашей истории. Разговор с Ларисой Васильевой мы начали с того, что действительно много лет волнует ее как человека и как художника.

– Лариса Николаевна, в центре вашего творчества всегда женские судьбы. Почему?

– Меня волнует и мужская тема – ибо мы неразделимы. А мы как-то странно разделились, а потому и живем сложно и не взаимопонимающе. Я пытаюсь понять, почему наш мир такой жестокий и дисгармоничный. Почему человечество живет так саморазрушительно, так самоубийственно? Почему так случилось, что мужчина в этой жизни хозяин, а женщина – на вторых ролях?

– Но ведь еще в Библии сказано: «Жена да убоится мужа своего…»

– Во второй главе Книги «Бытие» есть сюжет, помеченный Седьмым Днем Творения: «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему… И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его… И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену… И сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею…»

К Седьмому Дню Творения все было сотворено хорошо, и, благословив Седьмой, наступающий День, Бог «почил от дел Своих».

Слово «почить» означает «лечь отдыхать», «спать», «уснуть», а также умереть. Последнее значение вроде бы неприменимо к понятию Божественного, но если осознать, что к Седьмому дню Бог «умерил» свою могучую деятельность на Земле, то многое становится понятным и в Сотворении Земли: природные условия земного мироздания к Седьмому Дню Творения смягчились и стали удобными для появления возможности зарождения человечества. А если в Седьмом Дне Бог почивает, то, «чем черт не шутит, пока Бог спит». Диавол в Седьмом Дне просыпается в созданных Богом людях, мужчина стремится подчинить себе женщину, и появляется текст про «операцию с ребром». Да будь «операция» Божественным Делом, то на месте взятого Богом у мужчины ребра, как Знак Божьего Действия, изначально было бы органически пустое место. Нужно ли доказывать, что и у мужчин, и у женщин ребер поровну?

– Поровну-то поровну. Но чем объяснить, что достижений у женщин во всех областях – в науке, литературе, искусстве – намного меньше, чем у мужчин!

– Женщины и не могли себя проявить. Мужчина сделал все, чтобы приземлить женщину, сделать ее зависимой, подчинить мужской структуре мышления. Как женщина могла стать художником, музыкантом, ученым, когда этот мир всецело принадлежит мужчине? В науках нет места женской точке зрения. В государственных практиках – тоже. А ведь мы не меньшая половина человечества.

Такие фигуры, как Софья Ковалевская, Мария Склодовская-Кюри, Наталья Бехтерева и другие, никоим образом не исключения из правил. Исключений никогда не бывало. Всегда женщина вышивала узор по мужской канве. Но, как доказывает жизнь, мужские идеи во многом себя исчерпали. Они ведут к одному и тому же – войне, противостоянию… И все потому, что наши ученые мужи видят мир по-другому, – в нем нет Богоприсутствия. Даже самому великому из них никогда не понять женщину, не принять ее точку зрения в системе общественной жизни.

– Ну, это вы хватили, Лариса Николаевна, а как же Пушкин, Толстой, Бунин!?

– Лучше всего о женщинах писал Бунин – он чувствовал женщину, но вряд ли до конца понимал. А вот женщины в понимании Льва Толстого неправдоподобны. Вспомните Наташу Ростову. Таких женщин не бывает. Это может почувствовать только женщина.