Виктор Анпилов - Наша борьба

Расклад политических сил в те дни можно было определить по тому, где, в каком месте ночуют эти самые политические силы. Руцкой и Хасбулатов имели свои просторные кабинеты, с секретным ходом в комнаты для полноценного отдыха. У депутатов Верховного Совета также были свои кабинеты, в которые по ночам набивались спать их помощники и случайные прихлебатели. В коридорах верхних этажей, на сдвинутых креслах, на ковровых дорожках спала политическая публика, которая всегда вертится рядом с теми, кому может перепасть власть. Рядом с Верховным Советом, под крышей в спортивном зале ночевали баркашовцы из РНЕ. Руцкой, назначенный Верховным Советов исполняющим обязанности президента России, симпатизировал баркашовцам. И должен сказать, они выгодно отличались от всей массы защитников Дома Советов, своей камуфляжной формой, дисциплиной строя, и приветствием «Слава России!» с выбрасыванием вперед вытянутой ладони правой руки. Телевизионщики тут же уловили сходство с нацистским приветствием и без конца транслировали на всю страну утренний ритуал баркашовцев, запугивая обывателя «фашистской угрозой». Часть офицеров также ночевала под крышей Верховного Совета, рядом с кабинетом назначенного Министром обороны генерала Ачалова. Богомольные казаки, как мне кажется, по ночам шли спать домой. На баррикадах «казацкой заставы» оставались только самые отчаянные и казаки сотни Виктора Морозова. И наконец, «Трудовая Россия» все ночи проводила на баррикадах под открытым осенним небом. Пределом ночного комфорта были для нас палатки, которые разбили на газоне у Горбатого моста дружинники «Трудовой России» во главе с невозмутимым ни при каких обстоятельствах Андрисом Рейниксом и секретарем ЦК «Трудовой России» по оргвопросам Юрием Худяковым. Невероятно, но факт: наши товарищи, прибывающие на подмогу Верховому Совету из провинции – отряд Парахина из Белгорода, отряд Глаголева и Толчеева из Воронежа и другие – отказывались спать даже в палатках, предпочитая ночные бдения у костров на брусчатке Горбатого моста.

Именно сюда к полуночи подтягивались действующие офицеры и генералы, в том числе из Генерального штаба Вооруженных Сил России. За неимением на ночных баррикадах более видных политиков генералы сердито «доставали» меня: «Почему к нам третий день не может выйти Руцкой?! Почему с действующими офицерами никто не работает?! Если к нам не выйдет сейчас же Руцкой, значит вы здесь спектакль утроили!» Бросаюсь на верхние этажи Дома Советов, искать Руцкого, или на худой конец Ачалова или Макашова. В темных коридорах нашел помощника Ачалова подполковника Черновила (Прошу не путать с украинским националистом!). Привел его к генералам на баррикады. Генералы не захотели с ним разговаривать.

Сам я первые три ночи у Дома Советов вообще не спал. Затем спал урывками у костров, или на полу гардероба подъезда № 7. По ночам здесь не было толчеи, и можно было неплохо выспаться, пристроившись на чьем-то плече, бедре или ботинки. Однажды и я «пригрелся» на груди неизвестной девушки. Заснул почти мгновенно, но через полчаса девчонки начали шептаться, и особенно горячо это делала та, на груди которой я устроился спать: «А ты знаешь, Анпилов убежал спать домой! - Не может быть! Я видела его совсем недавно. - Говорю тебе, убежал! Что я Анпилова не знаю?! Я сама видела, как он уходил». Мне стало смешно и неловко и пришлось вступить в тот ночной разговор: «Слушай, дорогая, если у тебя на груди лежит не Анпилов, значит, меня зовут Ельцин Борис Николаевич!» Вокруг дружно захихикали, а девушка напряглась и смолкла. Слышно было как тревожно забилось в груди ее сердце. Пришлось подняться с «теплого места» и уйти к кострам на баррикады....

«Нельзя играть в восстание!» Памятуя ленинский наказ, «Трудовая Россия» с первого до последнего дня противостояния у Дома Советов требовала от Руцкого и Хасбулатова раздать народу оружие. А стволов в оружейных комнатах осажденного Верховного Совета было немало. В первую же ночь восстания вместе с генералом Макашовым мне удалось убедить Руцкого выдать хотя бы десяток автоматов офицерам, пришедшим защищать Белый дом. В августе 1991 года ельцинисты практически бесконтрольно выдавали оружие, всякому кто выдавал себя за «демократа». Сохранилась фотография, на которой известный музыкант Растропович заснят в роли «стража русской демократии»: схватил в руки автомат Калашникова и заснул с ним в обнимку. Вице-президент Руцкой прекрасно знал историю с выдачей оружия «демократам» в августе 91- го, но в сентябре 93-го долго сопротивлялся и не хотел открывать оружейные комнаты Верховного Совета. Но в конце концов он согласился на это, и человек 15 из многих тысяч которые пришли в первую же ночь к Дому Советов получили оружие под расписку. Открыли оружейные комнаты, где оружие хранилось в заводских ящиках и заводской смазке. Вот откуда знаменитая фраза Руцкого при аресте руководителей восстания 4 октября: «Вот мой автомат. Он в заводской смазке. Я из него ни одного выстрела не сделал!». Гораздо позже, на Учредительном съезде НПСР, «Трудовая Россия» не вошла в эту организацию, и мне пришлось объяснить с трибуны съезда нашу позицию: без несущей конструкции широкого народного фронта сопротивления, без единства коммунистов всякие союзы рано или поздно превратятся в рассадники предательства. Тогда Руцкой, сидящий в президиуме рядом с Геннадием Зюгановым, ткнул пальцем в мою сторону: «Вот видите! Пойдете за ним, опять будет кровь!» Я вынужден был задержаться на трибуне: «Генерал! Любой рядовой знает, что перед боем оружие протирают от смазки, а вы игрались с ним, как мальчишка. А потому кровь народа на вашей совести!».

Но вернемся в оружейные комнаты Верховного Совета. Пока разбирали автоматы и вскрывали банки с патронами, успеваю отметить, что там же хранились и армейские гранатометы, причем в немалом количестве. При желании, можно было организовать оборону Дома Советов по всем требованиям военной науки.

Первые дни обороны Дома Советов можно назвать вялотекущими. Днем, особенно после рабочего дня, сюда стекались огромные толпы людей. С балкона над 7-м подъездом практически беспрерывно шел митинг, оглашались телеграммы поддержки Верховного Совета с мест, выступали депутаты, политики отталкивали друг друга локтями от микрофона, стараясь выступить первым... В первые дни московская милиция старалась поддерживать нейтралитет. На подступах к «белому дому» уже были установлены милицейские кордоны, но и депутаты, и сторонники Верховного Совета проходили к «белому дому» со скандалом, но без особых проблем. Пошла пропагандистская война, в которой бесспорное преимущество было на стороне Ельцина. Истеричный визг актрисы Ахиджаковой: «Да что это за конституция такая?! Раздавить надо эту гадину!»- в те дни был характерен для информационных программ российского телевидения и радио. Кроме того, «демократы» подогнали к гостинице «Мир» боевую машину пехоты, раскрашенную в желтоватый маскировочный цвет, с мощной звуковой установкой на броне и начали пропагандистскую войну непосредственно против защитников Дома Советов, стоявших на баррикадах. Народ тут же окрестил установку «Желтым Геббельсом». Усиленный до тысячи ватт лай «Желтого Геббельса» без конца повторял одно и тоже: депутатам, которые сложат с себя полномочия, гарантируется сохранение всех привилегий, пособие в размере трехмесячного оклада и немедленное трудоустройство. Голова от избытка мощности раскалывалась. Пришлось покинуть баррикады, одному идти на переговоры к «Желтому Геббельсу» и напомнить «демократам», что эта машина стоит на вооружении действующей армии, ее применение равносильно применению обычного оружия. Заодно пришлось и пригрозить: если «радиовойна» не прекратится, «Трудовая Россия» подожжет «Желтого Геббельса» коктейлем Молотова. Получив предупреждение, «Геббельс» замолк, затем, изрыгнув тучи зловонного дыма, взревел двигателями и убрался восвояси в неизвестном направлении.