Майкл Волф - Огонь и ярость. В Белом доме Трампа

Одним из таких гуру, который часто названивал Кушнеру, был Генри Киссинджер. Киссинджер, своими глазами видевший, как бюрократия и спецслужбы восстали против Ричарда Никсона, рассказывал ему, с какими неприятностями, чтобы не сказать хуже, может столкнуться новая администрация.

Представление левого и правого крыла о существовании подпольной сети, куда входят разведслужбы и “тайное правительство”, вошло в брейтбартовский лексикон (“это глубоко”) и было взято на вооружение командой Трампа: “Он слишком глубоко копнул”.

Дальше следовали имена: Джон Бреннан, директор ЦРУ; Джеймс Клэппер, директор Национальной разведки; Сьюзен Райс, внешний советник Службы национальной безопасности; Бен Роудс, помощник Райс и любимец Обамы.

Рисовались киносценарии: клика разведчиков-наемников, раскопавшая изобличающие улики, связанные с безрассудством и сомнительными сделками Трампа, осуществит стратегию чувствительных, постыдных и отвлекающих утечек, что сделает управление Белым домом практически невозможным.

Кушнеру говорили снова и снова, что президент должен пойти на уступки. Он должен протянуть руку. Он должен умасливать. Это такие силы, с которыми шутить нельзя , было сказано ему с предельной серьезностью.

На протяжении всей кампании и еще жестче после своего избрания Трамп отзывался об американской разведывательной сети – а это ЦРУ, ФБР, СНБ и, в целом, семнадцать самостоятельных агентств – как о некомпетентной и лживой. (По словам одного из помощников, он это говорил “на автопилоте”.) Среди разнообразных двусмысленных высказываний Трампа, шедших вразрез с консервативной повесткой, особенно пикантно выглядели его выпады против американской разведки, основанные на ложной информации об использовании оружия массового поражения, что спровоцировало войну в Ираке, о литании Обамы на тему Афганистана – Ирака – Сирии – Ливии и других военных провалов разведки, ну а если вспомнить недавнее прошлое, то о не менее громких утечках и увертках в связи с предположительными отношениями Трампа и России.

Эта критика как будто сблизила его с “левыми”, которые на протяжении полувека делали пугало из американской разведки. Но в результате странного разворота либеральное сообщество и спецслужбы объединились в своем страхе перед Дональдом Трампом. Многие на левом фронте, громко и язвительно встретившие недвусмысленную оценку Эдварда Сноудена американской разведкой, которая объявила его предателем национальных интересов, а не просто информатором, выступившим из лучших побуждений, вдруг с ней солидаризировались в предположениях о вероломных связях Трампа с русскими.

Так Трамп оказался в опасном одиночестве.

Вот почему Кушнер, приступая к первым назначениям в новую администрацию, решил первым делом протянуть руку ЦРУ.

Трамп был не в восторге от своей инаугурации. Он рассчитывал на настоящую движуху. Том Баррак, его главный шоумен – в придачу к ранчо Neverland Майкла Джексона он прикупил Miramax Pictures у компании Walt Disney вместе с актером Робом Лоу, – хоть и отказался от должности главы аппарата, но, оставшись тенью своего друга в Белом доме, подрядился собрать денежки на инаугурацию и устроить событие – на первый взгляд, совершенно вразрез с образом нового президента, тем более что Стив Бэннон был против этакой популистской тусовки с выкрутасами, – в котором, пообещал он, будут присутствовать “легкая чувственность” и “поэтический флер”. Однако Трамп, поначалу умолявший друзей использовать свое влияние, чтобы заполучить перворазрядных звезд из тех, которые игнорировали это событие, позже стал выказывать раздражение и обиду, полагая, что эти звезды намерены испортить ему праздник. Бэннон, не только профессиональный агитатор, но и хороший утешитель, заговорил о диалектическом характере того, что у них получилось (не употребив при этом слова “диалектика”). Поскольку успех Трампа был неслыханным и уж точно превзошел все ожидания, медиа и либералам пришлось как-то оправдать собственное поражение – так он объяснил ситуацию новому президенту.

За несколько часов до инаугурации, кажется, весь Вашингтон затаил дыхание. Накануне принятия Трампом присяги Боб Коркер, сенатор-республиканец от штата Теннесси и председатель Комитета по иностранным делам Сената, как главный спикер открыл встречу в отеле Jefferson экзистенциальным вопросом: “Куда мы идем?” Он подумал и дал ответ, словно достав его из глубокого колодца изумления: “Понятия не имею”.

В тот же вечер концерт перед Мемориалом Линкольна, ставший традиционно неудачной попыткой импортирования в Вашингтон поп-культуры (а тут еще, как назло, ни одной большой звезды), закончился тем, что Трамп сам вышел на сцену в качестве такого рекламного хода, раздраженно бросив своим помощникам, что он затмит любую звезду.

Согласившись со своей командой, что ему не стоит останавливаться в вашингтонском Trump International Hotel , и позже пожалев о таком решении, избранный президент проснулся в день инаугурации в Блэр-Хаусе, официальной гостевой резиденции напротив Белого дома, с жалобами на неудобства. Слишком жарко, слабый напор воды, неудобная кровать.

Настроение его не улучшилось. Все утро он, не скрывая этого, ругался с женой, которая едва сдерживала слезы и на следующий день вернется в Нью-Йорк; каждое адресованное ей слово было резким и безапелляционным. Келлиэнн Конуэй, сделав Меланию Трамп своей персональной пиаровской миссией, продвигала первую леди в качестве важной опоры президента и полезного совещательного голоса, она пыталась убедить Трампа, что у его жены может быть важная роль в Белом доме. Но его брак был из разряда тем, по которым вопросы не задавались, еще одна переменная величина в настроениях президента.

Во время протокольной встречи двух президентов, нового и старого, в Белом доме, перед тем как обоим отправиться на церемонию приведения к присяге, Обама, по мнению Трампа, вел себя презрительно – “очень высокомерно” – по отношению к нему и к Мелании. И вместо того чтобы “сделать лицо” перед публичным мероприятием, избранный президент вышел с “лицом гольфиста”, как это называли в его окружении: обозленный, расстроенный, плечи задраны вверх, руки взлетают, брови нахмурены, губы сжаты. Такой вот публичный Трамп, свирепый Трамп.

От инаугурации ждут любовной подоплеки. Медиа получают новую и оптимистичную историю. Для партии сторонников это возвращение старых добрых времен. Для несменяемого правительства – вашингтонского “болота” – шанс выслужиться и прозондировать возможные привилегии. Для страны это коронация. Но у Бэннона были три заготовленных послания или темы, которые он старательно проталкивал: это будет другое президентство, какого еще не было со времен Эндрю Джексона (он подбрасывал избранному президенту, не отличавшемуся начитанностью, труды о Джексоне и цитаты из него); они знают своих врагов и не попадут в ловушку перетаскивания их на свою сторону, что в принципе невозможно; поэтому с первого дня они ступают на тропу войны. Это было близко воинственной половине Трампа-драчуна, но противоречило другой половине, желавшей всем нравиться. Пытаясь как-то управлять двумя разными импульсами, Бэннон напирал на первый вариант и объяснял боссу, что, обрастая врагами в одном месте, приобретаешь друзей в другом.