Илья Эренбург - На тонущем корабле. Статьи и фельетоны 1917 - 1919 гг.

Лет девять тому назад [52] «Лет девять назад…» — Эренбург вспоминает время своего приезда в Париж (декабрь 1908). , юнцом наивным и восторженным, прямо из Бутырской тюрьмы попал я в Париж. Утром приехал, а вечером сидел уж на собрании в маленьком кафе Avenue d’Orleans [53] «Avenue d’Orlean’s» — улица в Париже, на которой находилось кафе, ставшее местом собраний большевиков. . Приземистый лысый человек за кружкой пива, с лукавыми глазками на красном лице, похожий на добродушного бюргера, держал речь. Сорок унылых эмигрантов, с печатью на лицах нужды, безделья, скуки, слушали его, бережно потягивая гренадин.

«Козни каприйцев», «легкомыслие впередовцев, тож отзовистов» [54] «Козни каприйцев», «легкомыслие впередовцев». — Речь идет о группах внутри партии (РСДРП), отличавшихся разными взглядами на текущую политику и т. п. , «соглашательство троцкистов, тож правдовцев», «уральские мандаты», «цека, цека, ока» — вещал оратор, и вряд ли кто-либо, попавший на это собрание не из «Бутырок», а просто из Москвы, понял бы сии речи. Но в те невозвратные дни был я посвящен в тайны партийного диалекта, и едкие обличения «правдовцев» взволновали меня. Я попросил слова. Некая партийная девица, которая привела меня на собрание, в трепете шепнула:

— Неужели вы будете возражать Ленину?..

Краснея и путаясь, я пробубнил какую-то пламенную чушь, получив в награду язвительную реплику «самого» Ленина. Так в первый раз узрел я наших нынешних властителей.

Потом, в годы моей парижской жизни, приходилось мне сталкиваться с ними и обозревать их особый, примечательный быт. Меж бульваром Араго и парком Монсури, в квартале, где, по известному анекдоту, единственный француз повесился с тоски по родине, прочно обосновались российские эмигранты. Парижа они не знали и знать не хотели, границы «гетто» переходили с трепетом, будто отплывая в неизведанные страны. Здесь они молились богу Ленину (жрецы верховные — Каменев и Зиновьев), здесь сами писали, набирали, печатали фракционные и подфракционные газетки, которых никто, кроме них, не читал. Имитировали «работу в России», и, помню, отзовисты трогательно негодовали на меня за то, что я передал адреса каких-то трех московских барышень («связи») не им, а «ленинцам». По вечерам собирались и обсуждали вопрос о судьбе несчастных пяти рабочих, учеников «партийной школы», которых все подфракции жаждали в короткий срок обработать. Где же время подумать о России, когда столько битв впереди на Капри или на Rolly? «Ленинцы», т. е. «сам», Каменев, Зиновьев и др. страстно ненавидели «каприйцев», т. е. Луначарского с сотоварищами, те и другие объединялись в общей ненависти Троцкого, издававшего в Вене соглашательскую «Правду». Какое же вместительное сердце надо иметь, чтоб еще ненавидеть самодержавие. «Царизм», «феодальный строй» — о, конечно, это — враг, но здесь все ясно, сказано в программе, значит неинтересно, а вот «отзовисты» — дело другое…

Так шла жизнь изо дня в день, из года в год. Тесные затхлые комнаты, на стенах обязательно открытка, сквозь коллекцию социал-демократических газет всех стран выглядывает голова Маркса. Полуголодный обед в столовке — каждый день та же «kacha noire» [55] * каша черная ( франц. ) — очевидно, гречневая. . Иногда развлечения — рефераты в сарае на avenue le Choisy. У входа бундовцы торгуют портретами Каутского и апельсинами. Тов. Луначарский читает о пролетарской поэзии и с пафосом декламирует стихи Демьяна Бедного, а то и свой «Социалистический Фауст» [56] «Тов. Луначарский читает… свой „Социалистический Фауст“…» — А.В.Луначарский (1875–1933) — революционер и государственный деятель, знакомый Эренбурга по началу эмиграции, неоднократно упоминается в его статьях. В данном случае речь о пьесе Луначарского «Фауст и город»; далее о религиозных исканиях («богостроительстве»), вызвавших недовольство со стороны Ленина. . Тов. Коллонтай [57] А.М.Коллонтай (1872–1952) — революционер и дипломат. Известна своими выступлениями по проблемам любви и брака. Ее воззрения высмеял Эренбург на страницах романа «Хулио Хуренито» (1921). , рассказывая «о любви и социализме», поучает, что для настоящего счастливого брака необходима общность политических убеждений.

А то и спектакль — тов. Каменева [58] О.Д.Каменева (1883–1941) — участница революционного движения, жена Л.Б.Каменева, сестра Л.Д.Троцкого. Репрессирована. ставит пьесу, по большим праздникам «балы». У входа раздают красные бантики, в буфете дешевое винцо. Под утро во всех углах зала товарищи поют «Интернационал».

Бывают потрясения, то «доктора разоблачили — провокатора», то тов. Люба оказалась сотрудницей охранки…

В партийной ночлежке скандал — украли деньги… Тов. Виталий не выдержал, застрелился…

Тяжкая, нудная, жуткая жизнь. Когда кто-либо в русских журналах или газетах разоблачал этих «деятелей революции», все чувствовали неловкость. Разве виноваты эти погибшие на чужбине люди? И потом, кому мешали они, эти скромные обитатели трех уличек Парижа?

Но вот все переменилось! Тов. Ленин мог хорошо блюсти чистоту партии, разбивая неверных — и объединенцев, и впередовцев, и ликвидаторов, но ныне он ограждает Россию от германцев [59] «Тов. Ленин… ограждает Россию от германцев». — Намек на уступки по Брестскому миру огромных территорий России. , японцев, турок, румын. Пока тов. Луначарский «строил Бога», учил большевичек пролетарской культуре — это было скучно, но безобидно, — теперь наука и искусство российские в его руках.

Тов. Каменева, участница любительских спектаклей, тешила невзыскательных зрителей, вот она ведает государственными театрами. В кафе «Ротонда» все помнят Антона (ныне Антонова) [60] В.А.Антонов-Овсеенко (1886–1938) — один из руководителей Октябрьского переворота. В начале 1918 командовал советскими войсками на юге России. Репрессирован. , он продавал листок «Голос» — кого обидит? А вот Антонов — главнокомандующий, беспощадный усмиритель Ростова. И все эти мужья, жены, братья, сестры вкупе, вся эта новая династия воцарилась над нами. Сотни обитателей rue Glaciere [61] rue Glacire — улица в Париже, где селились бедные политэмигранты, социал-демократы из России. пишут декреты, а миллионы русских людей читают, покоряются, не ропщут. Гляди, мир! Дивись! Величайшим государством мира правит это тихое партийное семейство!

Судьба России от века быть порабощенной чужеземцами. Вы ждете теперь варягов, но разве не варяги прибыли к нам в пломбированных вагонах. Властвуют люди, духом чужие России, не знающие и не любящие ее. Пришли, уйдут, будут снова в накуренных кафе исключать друг друга, «троцкистов», «бухаринцев», самих себя! Пришли, уйдут, останешься ты, Россия, униженная, опозоренная этой милой семейкой.