Газета «Завтра» - Газета Завтра 1265 (08 2018)

Дед и баба

Мы ошибаемся, когда думаем, что дед и баба – это пенсионеры. Это не пенсионеры. Они жили в те счастливые времена, когда не было труда и куры иногда несли золотые яйца. А если не было труда, то и не было лени, ибо лень – это отдых, которому не предшествует труд. Вернее, в золотые времена была только лень. Что это значит? Это значит, что было время заниматься самым важным, самим собой. Для мышки с хвостиком золотое яйцо – это калитка в волшебный мир, вход в мир иного. Для деда с бабкой – это вход в самих себя, ибо тайна человека в самом человеке.

Роль деда с бабкой определена сказкой ясно и просто. Их судьба – это горевать, слезы лить, плакать. Почему они плачут? Потому что золотое яйцо разбито. А это значит, что закончились времена, когда куры несли золотые яйца. Дед и бабка знают, что теперь уже все будет либо так, как есть, либо хуже. Разве не от этой мысли повесилась внучка деда с бабкой? Разве может хоть что-то быть, если в мире порядка нет? Тогда все вещи покидают свои места. Всё сдвигается, ничто не оказывается на своем месте. Ни одну вещь нельзя назвать по ее имени. Куры летают, двери побутусились, вереи хохочут, священники рвут святые книги. Хаос и раздор в мире – от хаоса в душе.

Резюме

В сказке нет окончательной версии финала. В Воронежской области курочка обещает снести ещё одно золотое яйцо, которое будет лучше прежнего. В Саратове курочка ничего не обещает. В Вологде она дает слово сороке. В обработке Даля и Афанасьева сказка оставляет мир в состоянии хаоса и разброда. Иногда курица обещает снести простое яйцо. В Белоруссии курица во второй раз снесла золотое яйцо. Дед его продал и купил печь, а к печи – трубу, а к трубе – избу, к избе - лавки. Завели ребят – все по лавкам сидят, кашу едят да сказки слушают.

Сказка о рябой курочке учит мыслить глобально, а действовать локально.

Теги события:

сказка современная русская философия курочка ряба русское культура курица смерть яйцо тайна

Авторский блог Георгий Судовцев 00:00 2 марта 2018

Игорь Северянин как элемент декора

новая книга Владимира Бондаренко

Георгий Судовцев

1

Оценить статью: 1 1

Владимир БОНДАРЕНКО. Северянин: "Ваш нежный, ваш единственный…" ("Жизнь замечательных людей": Малая серия)— М.: Молодая гвардия, 2018. — 409 с.

Определимся сразу: платформа Северянин Ярославского направления Московской железной дороги никакого отношения к поэту Игорю Васильевичу Лотареву, более известному под псевдонимом Игорь-Северянин, не имеет. Да, рифмы и строки — не рельсы и шпалы, но явно не везёт отечественным писателям и особенно — стихотворцам на историческую память в географических названиях (одно из редких исключений, подтверждающих общее правило, — Александр Сергеевич Пушкин). Наверное, так оно и должно быть. Поэзия — нить, держащая человека между землёй, с которой он кормится, и небом, которым он дышит. Чересчур приникать к земле, укореняться в ней — не дело поэзии.

Эта книга создаёт своего рода поэтическую трилогию Владимира Бондаренко: Лермонтов—Бродский—Северянин. И если две первые книги серии вызвали нешуточные литературно-политические скандалы, то третья, скорее всего, пока пройдёт незаметно. Потому что Игорь-Северянин, при всей его, в своё время — скандальной и безусловной, известности, на отечественную поэзию, литературу и культуру в целом оказал куда меньшее влияние, чем Иосиф Бродский и, тем более, Михаил Лермонтов. Он — не фундамент и не капитальная стена, он — элемент декора, различимый и важный только с некоторых точек обзора (и обстрела).

И здесь перед автором стояла задача не столько дать новое осмысление признанным "атлантам", держащим небо нашей поэзии на своих плечах, сколько найти среди них место для еще одной фигуры. Да, "король поэтов", "я — гений Игорь-Северянин", "ананасы в шампанском"… И — ничего более. Даже в ряду его современников: Блока, Гумилёва, Маяковского, Есенина — масштаб Северянина как поэта, мягко говоря, не впечатляет. Хотя он и пережил их всех на добрый десяток-другой лет. Может быть, это оптическая иллюзия, обман зрения? Или всё-таки нет?

Пресловутый "классовый подход" к оценке литературного процесса в целом и отдельных его участников, казалось бы, давно изжил себя, но вот в политике он, например, можно сказать, переживает второе рождение — например, в лице сверхпопулярного ныне Константина Сёмина. Значит, и в литературоведении, в критике можно вскоре ожидать чего-то подобного. И это — не просто так. Читатель для литературы не менее важен, чем писатель. И, наверное, никто не будет спорить с тем, что в начале ХХ века творчество Блока прочно ассоциировалось с интеллигенцией, Гумилёва — с дворянством, Маяковского — с рабочим классом, пролетариатом, а Есенина — с крестьянством. И кого из них, при всём уважении к остальным, больше всех читают, поют и просто любят и помнят сегодня в России? Разве — не Есенина? И разве не понятно — почему? А кто такой Северянин? Да вот же — король, монарх. Не казнённый, но какой-то "не такой", в одночасье ставший "лишним", оказавшийся в эмиграции и забытый. Деклассированный элемент, люмпен, прекариат, выражаясь современным языком.

Тем и становится вновь интересен. Он настолько "выпал" из своего времени, что намного обогнал его — в своей, казалось бы, муторно-тяжкой и неприкаянной, почти нищенской эмигрантской жизни, которую он вёл больше двадцати лет… Вот чего у Владимира Григорьевича Бондаренко не отнять — так это литературной чуткости. Больше двадцати пяти лет после развала Советского Союза он связан с независимой Эстонией, а вот близкой по этому параметру фигурой Северянина заинтересовался только сейчас. Не потому, что раньше не замечал, а потому что ничем особым та не выделялась, ничего важного не значила — на фоне предельно (порой — смертельно) острых общественно-политических и чисто литературных российских баталий.

Вот дошёл черёд и до странного "царственного паяца", до "шута на троне" — пусть даже на троне поэтическом. Дошёл в тот момент, когда весь мир стоит на пороге глобального и тотального расчеловечивания человека, погружения огромных масс в небытие: реальное, путём уничтожения "лишнего" населения планеты, или виртуального, путём погружения их в мир "матрицы", где можно всё: от путешествий в самых невероятных мирах до любви с фантастическими красавицами, от создания могущественных империй до поединков с чудовищами и злодеями, — всё, кроме реальной, настоящей жизни. "Грёзофарс", по Северянину. Бесконечный сон — только не наркотический, а "он-лайн"…