Газета «Завтра» - Газета Завтра 1262 (05 2018)

[19] Эпштейн М. Религия после атеизма. Новые возможности теологии. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2013. С. 28.

[20] См. об этом популярную книгу: Кунде Й. Корпоративная религия. СПб.: Стокгольмская школа экономики, 2002.

***

Данная публикация представляет собой отрывок из новой книги доктора философских наук Натальи Ростовой "Изгнание Бога. Проблема сакрального в философии человека". Впервые в научной литературе понятие "сакральное" рассмотрено как вид дискурса, сложившеюся под влиянием научного бума на рубеже XIX-XX вв. и плотно вошедшего в интеллектуальное поле современности. Вопреки обыден­ному восприятию термина, сакральное оказывается не тем, что указывает на присутствие Бога, но, напротив, тем, что требует отсутствия Бога, его "смерчи". Через идею смерти Бога автор показывает связь философии сакрального с концепцией смерти человека и идеей постчеловека. Концепт сакрального позволяет выявить ментальный разрыв между русской и европейской культурными традициями. В отличие от европейской философской традиции, которая для описания человека использует концепт сакрального, русская традиция, напротив, строит философию человека, основываясь на идее присутствия Бога. В духе русской традиции в книге предложен проект философской антропологии под названием "человек литургический".

Теги события:

книги христианство современная русская философия запад кризис человек ценности геи европа Рождество Христово толерантность символ

Сообщество « Круг чтения » 00:27 3 февраля 2018

Я есмь русский дух

о книге Андрея Бычкова "Вот мы и встретились"

Александра Окатова

1

Оценить статью: 2

Андрей Бычков. «Вот мы и встретились». М.: Эксмо, 2017. - 320 с .

Небольшая белая книжечка, кокетливая с виду. Ладная такая, гладкая. Удобно лежит в руке. Название на корешке расположено как делают иностранцы — мы-то пишем снизу вверх, чтобы было удобно читать названия аккуратными рядами стоящих на полках книг, а иностранцы пишут снизу вверх — чтобы можно было легко прочесть название книги, лежащей на столе, или на кресле, или на подоконнике, или на разобранной кровати к примеру.

«Вот мы и встретились» — такое название хорошее, подумала я. Я замерла в предвкушении приятного, спокойного чтения, сразу представила себя в уютном пледе у камина в кресле, сижу с большой чашкой в руке, душистый пар над поверхностью чая настраивает на удовольствие от полной испытаний и трудностей истории, которая непременно должна окончиться счастьем — вот мы и встретились!

Обложка, надо сказать, оформлена с большим вкусом — по белому холодному матовому снегу танцуют свой брачный танец журавли, но! за ними безлистная тёмная размытая чаща, тревожная, будто будущее несчастье, и, как напоминание о неутомимо текущей в жилах всего живого крови — вьётся живая воздушная алая лента. Почему мне стало так неуютно? И теперь меня настораживает блестящая чёрным лаком неумолимая, тяжёлая, словно надгробный гранит, рублеными буквами надпись «ВОТ МЫ И ВСТРЕТИЛИСЬ». Наверху колючим курсивом Андрей Бычков и красным по вертикали: рассказы . Поворачиваю книгу и встречаюсь с пронзительными глазами автора — он глядит в самые мои зрачки, а что это сияет над его лбом? Лезвие настоящего меча? Не всё так просто, оказывается!

Давайте раскроем эту непохожую на другие книгу и пробежимся по её неспокойным странным страницам. Случайно или не случайно в ней двадцать два рассказа, довольно магическое мастер-число, верно? Мне не лень перечислить рассказы, смакуя каждое слово: «Права человека», «Голова Брана», «В бешеных плащах», «Тапирчик», «Прогулки на катере», «Грядущее и навязанное», «Гог Ван», «Нано сапиенс», «В разрывах листвы», «Время проекций», «Блиссамбо», «Машина Джерри», «Ничья вина», «С тех пор», «Яйцо», «Тайцзи», «Имя», «Русский рассказ», «До двенадцати дня следующего воскресенья», «Белая линия», «Марио», и заключительный, окончательный без обжалования рассказ, давший название всей книге — «Вот мы и встретились».

Не пытайтесь представить себе по названию, о чём пойдёт речь в рассказе! Ни за что не угадаете! Кажется иногда, что автор просто глумится над читателем — ты хотел что-нибудь светлое про низкое закатное солнце, заглядывающее сквозь резную листву в твоё лицо? Как бы не так! Нна! Получай! Мало тебе? На тебе в живот раскалённое лезвие! Хочешь про любовь, про взаимопонимание и взаимопроникновение, про доверие, про незримую связь мужчины и женщины? Нна! Получай сладкие пытки и любовь до смерти, смертельную любовь! Всё как в жизни — ты ждёшь от неё высоких порывов и удивительных открытий, а получаешь боль и страдания.

Автор любит коварно заманить наивного зазевавшегося читателя туманными намёками и таинственными образами: «Это были странные коридоры — длинные и исковерканные, по которым они иногда неслись вверх тормашками, а иногда не двигаясь, летели, не перебирая ногами, как будто их что-то несло. Несло, то разводя, то снова сближая, и тогда они мчались бок о бок, под руку, оба в чёрных велюровых фраках, белых сорочках с жабо и с манжетами в виде кинжалов. И их набриолиненные виски сверкали в темноте» . И ты, завороженный красотой картинки, доверчиво следуешь за автором, трепеща от предвкушения удовольствия от лихо закрученного сюжета, следуешь за ним неотступно, и тут он заводит тебя в лабиринт, ты мечешься, бежишь запутанными тропинками, падаешь, сбиваешь в кровь колени, а вместо выхода оказываешься в тупике, лицом к лицу со своим испуганным отражением, с тревогой вглядывающимся в собственные лихорадочно блестящие зрачки. Или приводит тебя к месту казни или месту странного убийства, к непонятной и пугающей пыточной машине. Или это не зеркало? Скорее портрет, только откуда он знает, кто я, как я выгляжу, что я знаю? Откуда он знает про меня эти подробности, эти мои секреты, мои зажившие и незажившие раны? Откуда он, например, знает, что мой папа был похож на жирафа? Откуда он знает, что в детстве я смотрела на солнце, пока оно не начинало мигать подвижным черным кругом, скрывающим золотую монету яркого диска? Откуда он знает про белую деревянную линейку и про белый …? И про снег белых яблоневых лепестков? И про тонко отточенный карандаш, доведённый на шкурке до остроты иглы? Откуда он, чёрт возьми, это знает?! Как он так пишет, чёрт, будто влез в мои мысли и говорит, говорит, вводит в транс, околдовывает, морочит, гипнотизирует, говорит, говорит и выковыривает малюсенькой на длинной ручке ложечкой из моего мозга самые забытые впечатления, самые сокровенные, ещё даже не вылупившиеся мысли.