Газета «Завтра» - Газета Завтра 1262 (05 2018)

Христианство становится настолько маргинальным, что теряет под собой законную почву. Оно становится косвенно, а порой и прямо наказуемым. Для него остается только место приватного, скрытого от окружающих. Христианство оказывается на задворках европейского сознания. Сегодня только Либерия может призывать Всевышнего на спасение от вируса Эбола, о чем язвительно сообщают либеральные газеты [13] .

Попытка нейтрализации христианских символов, вытеснение христианства в сферу личного дела наряду с продажей храмов и осквернения христианских святынь позволяют Доминику Гриву говорить о достигнутом равенстве между христианами и гомосексуалистами в смысле их маргинальности. Однако, если христиане действительно сегодня на Западе становятся маргиналами, то о положении гомосексуалистов подобного сказать нельзя.

Традиционные символы

Напротив, нетрадиционные ценности сегодня особенно бережно охраняются законом, тогда как традиционные христианские ценности представляются в роли агрессоров. За квалификацию гомосексуализма как греха или за отказ представителям нетрадиционной ориентации в причастии в Европе и Америке сегодня могут наказать. Например, в Великобритании в 2008 году суд приговорил англиканского епископа к штрафу и направил на переподготовку за то, что тот отказался принять гей-активиста на работу, связанную с общением с молодежью. В 2004 году в шведском городе Боргхольм известного пастора Оке Грина приговорили к месяцу тюремного заключения за то, что во время проповеди он осуждал гомосексуализм и назвал гомосексуалистов извращенцами, которых дьявол использует в борьбе против Бога. Поведение пастора подпало под недавно появившуюся в Уголовном Кодексе статью об ответственности за неуважение к меньшинствам. Лишь апелляционный суд оправдал пастора. В 2010 году в Великобритании провел ночь в тюрьме и заплатил штраф в 1000 фунтов американский уличный проповедник. Компания целующихся гомосексуалистов окружила его и начала спрашивать, что он об этом думает. Проповедник сказал им, что в глазах Бога это грех. Тогда группа обратилась в полицию. Подобным арестам подверглись и другие уличные проповедники за публичные высказывания относительно греховности гомосексуализма. В том же 2010 году в Нидерландах в полицейском участке пришлось оправдываться священнику после того, как он отказал в причастии гомосексуалисту. Священник сослался на то, что, согласно Церкви, содомия – тяжкий грех. Гомосексуалист обратился в полицию. Недовольного тут же поддержали активисты нетрадиционной ориентации, устроив акцию протеста в церкви.В 2010 году испанской католической телекомпании пришлось заплатить штраф 100 тысяч евро за выпуск в эфир рекламных роликов, пропагандирующих семейные ценности. Осенью 2014 года в Хьюстоне разгорелся скандал. Мэр города, сама принадлежащая нетрадиционной ориентации, заявила о «чистке» проповедей местных священников на предмет гомофобии и высказываний по гендерной тематике. Администрация города потребовала под угрозой суда исключить подобные высказывания из публичных выступлений и выказала готовность проверить письменные варианты проповедей ряда представителей духовенства.

В отличие от значительного числа протестантских церквей, благословляющих гомосексуальные союзы и посвящающих в сан гомосексуалистов, католическая церковь в этом вопросе придерживается традиционных взглядов. Но СМИ делают свою работу, приучая аудиторию к мысли о том, что католицизм вполне совместим с гомосексуализмом. Например, в либеральной прессе на первой полосе можно увидеть заголовок «Папа хочет признать нетрадиционную семью» [14] . Конечно, из текста статьи, помещенного уже на другой полосе, выяснится, что гомосексуализм католическая Церковь «однозначно считает грехом», но читатель уже вовлечен в игру технологии по превращению табуированного в норму. Аналогичную стратегию СМИ можно наблюдать и в отношении других традиционных ценностей. Например, статья с заголовком «Папа согласился на развод» будет строиться на таких вербальных конструктах, как «возможно, скоро», «похоже», «с другой стороны», и содержать в себе чистый домысел журналиста [15] . Объявленный факт в заголовке будет обеспечен натянутой гипотезой автора статьи в верном расчете на то, что оставит след в сознании читателя.

С точки зрения антропологии, торжество гомосексуальных ценностей в Европе весьма симптоматично. Оно обнаруживает старость Европы, ее культурную вялость. Каким-то искусственным образом прогрессивный протестантизм сегодня пытается привить христианству третий путь. Не путь духовного плодородия, выразителем которого является монах, не путь мирского, но освященного Церковью, плодородия, связанного с идеалом супружества, но путь удовольствия. Удовольствие – удел бесплодных стариков. Современный гомосексуализм освещает постаревшее лицо западного христианства. О чем задумываются и сами западные христиане. На конференции по гомосексуальным бракам, прошедшей в 2013 году в Госдуме, французские делегаты заявили: «Европейской цивилизации приходит конец, вся надежда только на Россию и Православную церковь» [16] .

Дело не только в том, что гомосексуализм прямо противоречит христианству. Главным здесь является аргументация, защищающая нетрадиционные ценности. Вновь человек и его права поставлены во главу угла. Субъективность для Запада выступает сегодня высшей ценностью, упраздняя любые другие ценности.

Люди-nones

На частном антропологическом уровне смерть Бога выражается в психологизации религии и синкретическом мировоззрении. Религия начинает восприниматься как вид психотерапии [17] . Но смысл религии и психотерапии противоположен, ибо психотерапия имеет своим пафосом примирение человека с миром и с самим собой. Она помогает человеку социализироваться и обрести заветное чувство «я сам», то есть чувство, говорящее человеку: «я делаю себя сам, а значит, имею на себя права». Религия, напротив, требует от человека порвать все связи с миром и велит ему жить в мире этом, но по законам мира иного, центрируя сознание Богом. Синкретизм, позволяющий человеку одновременно утверждать то, что он является буддистом, христианином и последователем Кастанеды, есть не что иное как избирательная толерантность на частном уровне, то есть примирение истин, каждая из которых сама по себе есть полнота. Такое состояние сознания скорее свидетельствует о собственном хаосе и разрозненности, нежели о широте.

Если в философии жажда тотальных смыслов и сверхрационального вне Бога приводит к появлению философии сакрального, а в теологии – нетеистического теизма, то на уровне повседневности можно говорить о феномене верующих без предмета веры. Появляются так называемые люди-nones, те, кто на вопрос о принадлежности к какой-либо конфессии отвечает «none», то есть ни к какой, но при этом считают себя верующими – в высшую силу, разумное начало, внецерковного Иисуса Христа и т.п. В социологии это явление веры, жаждущей непосредственности Бога, которой тесно в рамках институтов, установлений и догматов, иногда называется диффузнойрелигиозностью (Р. Чиприани, 1988 г.), рассеянной религиозностью, внеконфессиональной религиозностью, постатеизмом и др. [18] .Сюда же можно отнести более раннюю идею «приватной» религии П. Лукмана («Невидимая религия», 1967). Сегодня М. Эпштейн называет его «бедной верой», «minimalreligion», объясняя, что бедной эта вера является потому, что «почти ничего не имеет в этом мире: ни храма, ни обряда, ни установленных правил, одну только обращенность к Богу здесь и сейчас» [19] . Но вера вне установлений, догматов и культа, вне определенного содержания, есть приватная вера, вера на свой вкус. Что бы в данном случае не провозглашалось в качестве предмета веры, это всегда будут субъективные переменчивые представления человека. Бог вне традиции есть индивидуальный Бог, то есть частные состояния субъективности.Традиция – это то, что присутствует в человеке и одновременно не зависит от него. Она является препятствием к субъективизации Бога. Внеконфессиональная религиозность предоставляет тотальную власть субъективности.