Робин Робертсон - Со стыда провалиться [Невыдуманные писательские истории]

Я убеждаю Филлис, что ей не следует сопровождать меня на регистрацию в аэропорту, что я справлюсь с этим один, без ее пригляда. Мы прощаемся в машине перед зданием аэровокзала.

— Господи Боже, чуть не забыла! — восклицает она и вытаскивает из бардачка экземпляр моего романа.

Я думаю о городах, которые мне еще предстоит посетить, и мне страшно хочется домой. «Филлис от автора, — пишу я, понимая, что она нив чем не виновата. — С благодарностью».

Поройтесь как следует в своем детстве, поднимите со дна памяти яркие воспоминания о перенесенном позоре, и они тут же вернутся к вам. Тягуче-унылую атмосферу класса порой все же пробивают колкие шпильки — оценка «неудовлетворительно», выведенная тысячу раз. По рядам проносят булочки с сосисками, а над ухом раздается голос:

— Это ты сочинил стихотворение!

Стихотворение, тайком написанное, тайком подсунутое И. Г. Сайнзбери — скорее, мужчине, чем мальчишке, — редактору хулиганского школьного журнала.

— Как ты догадался? — Мой шепот едва слышен из-за топота ног. Мы выходим из столовой, и я узнаю, что Сайнзбери искал бумажку, чтобы свернуть сигаретку.

Писательская работа подарила еще немало подобных эпизодов, но с годами насмешка бьет не так больно, словно в конце концов уже не видит смысла жалить тебя, унижение воспринимается все менее болезненно, а потом и вовсе теряет значение. Наверное, случай, который я спишу ниже, тоже унизителен, но тогда я этого не ощутил.

Я получил письмо из Совета по искусству и культуре. В письме сообщалось, что мне присуждена литературная премия и что до церемонии награждения эту информацию следует держать втайне. В положенный срок мне позвонили из отдела по связям с общественностью этого же Совета и сказали, что, возможно, потребуется немного разрекламировать мою книгу. Я объяснил, что не очень силен в рекламных делах, однако согласился выступить перед публикой. Предполагалось, что выступление состоится в рамках фестиваля искусств, который по случайному совпадению будет проходить в это самое время где-то в окрестностях Лондона. В разговоре упомянули Темзу, и я решил, что фестиваль будет в Марлоу или Хэмптоне.

Как выяснилось, я ошибся. Вечером после церемонии награждения мы с женой встретились с молодым человеком из оргкомитета фестиваля и миловидной дамой из Совета. Мы все сидели в холле отеля «Даррантс» и ждали такси, которое должно было отвезти нас собственно к месту. Я осведомился, где именно все протекает, и мне ответили, что мероприятие проходит в районе Барьера Темзы. В назначенный час такси не подъехало, по поводу чего была сделана серия взволнованных звонков. Устав ждать, мы остановили первое попавшееся такси у отеля. Медленная езда по улицам, запруженным машинами, отняла больше времени, чем рассчитывали наши «опекуны». Выбирая, на каком мосту лучше повернуть, водитель воспользовался паузой и спросил нас, действительно ли мы хотим ехать на Барьер, поскольку в столь поздний час там мало чего интересного. Мы подтвердили свое намерение, и он послушно повез нас, по пути обращая наше внимание на впечатляющие здания, стоявшие вдоль берега. Мы миновали Саутварк, Бермондси и Дептфорд. Указатель на Гринвич выглядел заманчиво, но стильный Гринвич был не для нас. Через час с лишним мы съехали с шоссе в район доков, где по большей части царил непроглядный мрак.

— Ну, вы и задали мне задачу, — признался таксист. Фары нашего автомобиля высвечивали огромную бетонную пустоту. Ни дороги, ни единого знака.

— У меня есть телефонный номер, — сказал молодой человек из оргкомитета.

Пока он говорил, из темноты выросли две фигуры, взирающие на наше приближение. Ими оказались две школьницы. «Вы, случайно, не Гилберт и Джордж?» — спросили они, когда мы остановились. Узнав, что нет, девицы уныло побрели прочь и растворились в темноте.

Мы поехали дальше, опустив стекла и напряженно вглядываясь в черноту.

— Кажется, телефонная будка, — сказал кто-то из моих спутников. Так оно и оказалось. Мы остановились возле нее, наблюдая за молодым человеком, который набрал номер и стал ожидать ответа. Откуда-то до нас донеслись едва слышимые звонки. Он повесил трубку, звонки прекратились. Когда он вернулся, мы не замедлили сообщить ему об этом. Тогда он забарабанил кулаком в дверь соседнего строения, в тусклом свете похожего на сарай. Ничего не произошло, и мы все, кроме таксиста, вышли из машины.

Поднялся небольшой туман, и мы стали осторожно пробираться вперед, разглядывая смутные контуры построек, мало напоминающие обычные здания, и остро ощущая тишину и сырость в воздухе.

Когда мы вернулись к такси, вдалеке заколыхались чьи-то тени, и перед нашими глазами материализовались трое высоких мужчин. Они несли усилители и другое электрическое оборудование; позади них шла женщина с двумя подносами сандвичей. Она сказала, что кто-то видел разъезжающую по округе машину. Мы двинулись за этой четверкой, такси ползло вслед за нами. Двери строения, которого мы прежде не заметили, открылись, зажегся свет, и мы вошли. Внутри аккуратными рядами были расставлены стулья, но на них никто не сидел.

— А что здесь намечается? — полюбопытствовал таксист, которого охватила жажда приключений. Когда я сказал, что буду читать свое произведение, он очень удивился, однако повел себя мило и устроился в первом ряду, прихватив несколько сандвичей. Вскоре к нему присоединились мальчик с отцом. Читая рассказ, я значительно его сократил.

На обратном пути в Лондон мы снова встретили двух школьниц и предложили подбросить их до центра, но девицы подозрительно покосились на нас и отказались сесть в машину. Они пришли к выводу, что Гилберт и Джордж, по всей вероятности, не пожелали выступать в декорациях гидротехнического сооружения. Хотя их тоже можно понять, с некоторой горечью добавили поклонницы Гилберта и Джорджа.

Водитель остановил такси на Вигмор-стрит. Молодой человек забежал в небольшой магазинчик, после чего попытался расплатиться с таксистом.

— Не хотите чего-нибудь выпить? — предложил я молодому человеку и даме из Совета, когда мы подъехали к отелю. Я пригласил и водителя, ведь он был так любезен с нами, но тот ответил отказом. Я подписал книгу с рассказом, который читал на Барьере, и вручил ему в качестве благодарности.

Сидя с бокалом в руке, я отгонял от себя мысли о том, что, по-хорошему, передо мной могли бы и извиниться. Упреки неуместны, когда обстоятельства складываются неудачно. В теплом, уютном баре было уже не важно, что двадцати четырех часов, как видно, не хватило, чтобы известить публику о предстоящем событии, что территория доков, да еще ночью — не самое подходящее место для художественных изысков Гилберта и Джорджа. Что же до нас с женой, мы провели этот вечер с пользой. По крайней мере скучать нам не пришлось.