Ли Куан Ю - Из третьего мира – в первый. История Сингапура (1965–2000)

Впечатления моей дочери были настоящим открытием. Она изучала докоммунистическую историю и литературу Китая в китайской школе и ожидала увидеть исторические памятники, произведения культуры, чудесные ландшафты, особенно те, о которых упоминалось в отрывках, которые учила в школе наизусть. Тем не менее, увидев рядом с носившими романтические названия горами и храмами нищету, она убедилась, что гордость китайцев тем, что Китай являлся наиболее старой из непрерывно существовавших на земле цивилизаций, являлась препятствием для того, чтобы догнать развитые страны. Сингапур был в лучшем положении, чем Китай, ибо не сталкивался с этим препятствием.

Ее удивляло то, насколько китайцы отличались даже от жителей тех восточноевропейских стран, которые она посетила со мной до того. Китайцы были и более изолированы от внешнего мира, и весьма тщательно проинструктированы относительного того, как давать политически корректные ответы. Так было в любой провинции, с любым официальным лицом, сколь бы низкую должность оно ни занимало. У нее было не так уж много возможностей вступить в контакт с простыми людьми – во время прогулок и пробежек ее сопровождал эскорт телохранителей, изолировавших ее от публики. Она порядком устала от постоянного чтения написанных большими иероглифами лозунгов типа: «Критикуй Конфуция, критикуй Дэн Сяопина», «Разгроми буржуазных экономистов» (sic!), «Да здравствует всепобеждающее учение Мао Цзэдуна!» Ее поражало безоговорочное послушание людей властям. К концу визита она была счастлива, что ее предки решили попытать счастья в «странах южных морей».

До этого визита наше правительство строго придерживалось правила, запрещавшего жителям Сингапура моложе 30 лет посещать Китай. Вернувшись домой, я дал указание пересмотреть это правило, убежденный своими собственными наблюдениями и впечатлениями Линь, что лучшим способом уничтожить романтические идеи о великой родине было бы послать людей в Китай, причем на возможно более долгий срок. Вскоре после этого ограничение было снято.

Меня поразили размеры Китая и огромные различия между его тридцатью провинциями. К чему я не был готов, так это к огромному разнообразию диалектов, с которыми я столкнулся. Понимать некоторых китайцев было тяжело. Премьер-министр Хуа Гофэн был уроженцем провинции Хунань и говорил с сильным акцентом. Весьма немногие люди, с которыми я встречался, говорили на стандартном, общепринятом китайском литературном языке. Диапазон диалектов и акцентов, использовавшихся людьми, когда они говорили на китайском литературном языке, был слишком велик. К примеру, когда мы прибыли в Гуанчжоу, сопровождавший меня китайский переводчик (отличный переводчик!) не смог понять пожилого члена революционного совета, уроженца острова Хайнань (Hainan), несмотря даже на то что тот говорил на литературном языке. Я понимал его, потому что в Сингапуре жило много выходцев с Хайнаня, которые говорили подобным образом, так что я переводил слова члена революционного совета с Хайнаня китайскому переводчику! Это лишь небольшой пример тех трудностей, которые приходится преодолевать китайцам в их попытках объединить страну путем использования общего языка. Китай по территории и населению в полтора раза превышает размеры континентальной Европы. 90 % китайцев являются китайцами-ханьцами, использующими единый алфавит. Тем не менее они используют различные согласные и гласные звуки при написании одних и тех же слов, а употребляемые ими идиомы и сленг различаются не только в разных провинциях, но и в соседних городах одной и той же провинции. Китайцы пытались создать общепринятый язык, начиная со свержения династии Цин в 1911 году, но пройдет еще немало времени, прежде чем они добьются в этом успеха. С развитием спутникового телевидения, радио и мобильных телефонов китайцы, возможно, сумеют добиться этого на протяжении жизни следующих одного-двух поколений, да и то лишь в среде более образованных представителей молодого поколения.

На протяжении двухнедельного визита в Китай мы ежедневно пребывали в движении, сопровождаемые принимавшими нас хозяевами в различных провинциях, референтами МИДа по странам Юго-Восточной Азии, переводчиками, офицерами, отвечавшими за протокол, багаж и безопасность, которые находились рядом с нами на всем протяжении пути от Пекина до Гуанчжоу. К концу путешествия их компания стала нас утомлять. В их команде были официальные лица, которые говорили на любом языке и диалекте, на котором разговаривали мы. Пытались ли мы говорить на хоккиен, малайском или английском, среди китайских официальных лиц всегда находился кто-то живший до того в Юго-Восточной Азии или прослуживший много лет в Индонезии и говоривший на малайском, индонезийском бахаса или диалекте хоккиен как на родном языке. Таким образом, нас могли подслушивать и понимать. Нам не удавалось поговорить между собой на таком языке, которого бы они не понимали. В те редкие вечера, когда мы ужинали в узком кругу, мы весело проводили время, обмениваясь впечатлениями.

Во время каждой остановки заботившиеся о нас и наших нуждах пекинские официальные лица втягивали членов в наших делегаций в разговоры. Их целью было выяснить нашу позицию по различным вопросам и наше отношение к их позиции. Их подход отличался тщательностью. Представители нашей прессы рассказали нам, что они видели, как китайцы каждый вечер до поздней ночи обсуждали результаты и составляли детальные отчеты о своих разговорах и наблюдениях. Меня интересовало, кто будет читать эти отчеты – по тому, как серьезно они относились к их составлению, было очевидно, что кто-то должен был с ними знакомиться. Я пришел к выводу, что одной из причин их стремления к тому, чтобы я посетил Китай, было желание китайцев непосредственно встретиться со мной и оценить мой характер и взгляды.

Когда мы прощались с китайцами на железнодорожном вокзале в Гуанчжоу, китайский референт, отвечавший за страны Юго-Восточной Азии, высокий, нездорового вида человек лет пятидесяти, сказал К. Ч. Ли, что, понаблюдав за мной на протяжении двух недель, он пришел к выводу, что я – жесткий и твердый человек. Я воспринял это как комплимент. Когда они захлопали в ладоши в унисон, чтобы поприветствовать меня, я помахал им рукой. Я не захлопал в ладоши, как полагалось по их обычаям, – мне это казалось смешным. Так я дал им понять, что я – житель Сингапура и отличаюсь от них. Я не чувствовал себя одним из них, такой же была реакция Чу и Линь. Действительно, никогда еще мы так сильно не чувствовали, что не являемся китайцами, как во время того, первого визита.

Я неудобно чувствовал себя и тогда, когда во время посещения китайских фабрик или выставок мне предлагали по китайскому обычаю кисть, китайские чернила на подносе и лист рисовой бумаги или чистую страницу в книге, чтобы я написал свой отзыв. Поскольку мое знакомство с китайской кистью для написания иероглифов ограничивалось несколькими месяцами обучения в начальной школе, я вынужден был отказываться и просить обычную ручку, чтобы написать свой отзыв на английском языке.