Илья Кормильцев - Non-fiction

ВП:Вы не ностальгируете по периоду, когда «Наутилус» был на пике популярности и собирал стадионы?

ИК:Я ненавижу этот период. Мы потеряли в этот промежуток адекватную себе аудиторию. Люди, которые ходили на стадионы, в большинстве своем ничего не понимали в этих песнях. Или понимали, может быть, 10 % от того, что там было сказано. Уж если они радостно махали красным флагом под песню «Скованные одной цепью»…

ВП:Неужели вы писали настолько сложные тексты?

ИК:По большому счету в текстах «Наутилуса» нет скрытых тайн, для человека грамотного они не такие уж загадочные. Просто публика считывала не те эмоции, которые в них содержались. И вообще вся эта суета по поводу включения группы в круг звезд эстрады очень мешала работать. Для меня никогда не имели значения поклонницы, которые звонят по телефону и писклявыми голосами произносят: «Нам нравится ваша группа!» Это может польстить в 22–24 года. В тридцать лет это просто раздражает, а уж в сорок становится невыносимым. Я всегда был счастлив оттого, что меня никто не знает в лицо. Потому что, как это тяжело и плохо, я убеждался каждый раз, пытаясь прогуляться с Вячеславом Бутусовым по улицам Санкт-Петербурга. Все время приходится стряхивать с себя всяких ненужных людей, как собачек, которые цепляются к штанам.

ВП:Скажите, Илья, последний альбом «Наутилуса», «Яблокитай», записанный с помощью английских музыкантов, — это попытка преодолеть местечковость русского рока и вывести его на международный уровень?

ИК:Думаю, что все уже поняли, что «русский рок» — понятие очень узкое и обреченное на законченность. Это не значит, что никто теперь не будет ничего делать в этом жанре и что народ не будет это слушать и покупать. По большому счету время духовного откровения закончилось. Наш рок уперся рогами в стенку и больше ничего нового не сделает.

ВП:И когда же вы это поняли?

ИК:Первые легкие запахи разложения появились в начале 1990-х. Но тогда трудно было разобраться: то ли это внутри самого жанра, то ли общая обстановка в стране. Сейчас стало понятно, что таких песен а-ля Шевчук можно спеть еще 150, они все равно ничего не добавят. Сейчас мы живем с Западом в едином информационно-культурном пространстве, поэтому то, что имеет значение в Лондоне, имеет значение здесь. Если сравнить альбом «Яблокитай» (я не имею в виду артистический уровень) с последними творениями Дэвида Боуи и «Ю-Ту» (которые записывались почти одновременно), будет видна общая тенденция — попытка при помощи ритмов, взятых из других жанров, оживить рок-песню. Это уже общемировая тенденция.

ВП:Признайтесь, заимствовали ли вы что-либо из западного песенного материала, работая над песнями для «Наутилуса»?

ИК:Абсолютно сознательно и даже в настоящее время использую этот литературный прием, поскольку считаю, что он совершенно законный. Постмодерн в этом веке сделал его даже банальным. Это же не дословный перевод, а использование каких-то фрагментов, диалог с культурой, которую ты слушаешь.

Если говорить о новом альбоме, то в нем очень много позаимствовано у Леонарда Коэна, типа цитаты «Сестры печали». В альбоме «Разлука» есть такие смешные источники (в песне «Ален Делон говорит по-французски»), как название дискотечной песни уже подзабытой группешки «Бананарама», она называлась «Robert De Niro speaks Italian».

ВП:Русскому року от силы тридцать лет от роду. Почему так быстро закончился его век?

ИК:У нас же мало кто хочет делать что-то новое. Во-первых, в силу возраста, который делает человека до какой-то степени консервативным. Во-вторых, наше поколение родилось в этой стране между двумя мирами, у нас было долгое и счастливое детство, которое кончилось несколько лет назад. Оно на многих давит, как груз, который нельзя стряхнуть. Отсюда всякие «митьковские песни», дикая популярность фильмов «Белое солнце пустыни», «Кавказская пленница» и т. д.

ВП:В отличие от рока, поп-музыка, на ваш взгляд, переживает развитие?

ИК:Безусловно. Поп вообще ориентирован на моментальную продажу, поэтому сразу отражает всякие новые тенденции.

Рок-н-ролл же — это явление культовое, он создал собственную толпу слушателей, которые на него ходят из соображений полуидеологических. Не важно, что и как играется, главное — атмосфера. Поэтому он и захлебнулся во вкусах этой аудитории, которая не растет, не расширяется.

Ведущий:Перед самым началом московских концертов в ходе прощального тура «Наутилуса» вы распространили заявление, суть которого сводилась к тому, что Вы покидаете группу, потому что считаете, что все это уже в прошлом, и потому нет никакой нужды дальше каким-либо образом сотрудничать. Почему возникла такая необходимость уйти, можно сказать, в самом конце истории?

ИК:Дело в том, что за некоторое время до прощальных гастролей «Наутилуса» мне стали поступать многочисленные звонки от собратьев ваших по журналистскому цеху, которые говорили что-то типа: «Ну расскажите получше, как это у вас тут задумано — этот рекламный трюк насчет прощальных гастролей». Я говорю: «Это не рекламный трюк». Те: «Да ну, мы знаем лучше, сами такие придумываем, расскажите, как Вы это придумали». Я почувствовал, что есть необходимость сделать какое-то действие, которое подчеркнуло бы для широкой публики, что это действительно навсегда, чтобы не было дороги назад. И я считаю, что оказал этим определенную услугу группе и Славе в первую очередь.

Ведущий:Ну теперь можно окончательно говорить… закончились самые последние концерты в Екатеринбурге, что легенда утонула. Вам не обидно, как одному из начинателей движения?

ИК:Мне абсолютно не обидно, поскольку легенда может стать легендой, только когда она утонет и не раньше.

Ведущий:Ну хорошо… и тем не менее с группой связан целый период жизни. И потом, мне почему-то казалось, что когда Вячеслав Бутусов был у нас в программе, он, может быть, и выглядел немного усталым, но все же вполне жизнеспособным и очень творческим человеком. В голове у него масса идей, и они могли продолжать и продолжать работать дальше. Как вы думаете, что все-таки явилось основной причиной, по которой они решили прекратить свою работу?

ИК:А причин было очень много, нельзя все свести к одному простому ответу. Наверное, лучшим ответом будет то, что сказал однажды один мудрый старый еврей: «Всякой вещи под солнцем свое место и свое время». Я уверен, что Слава действительно полон идей и жизненных сил. Очень надеюсь на это и думаю, что он может сделать много чего еще, но, мне кажется, совершенно необязательно, чтобы это продавалось под той же торговой маркой.