Михаил Эпштейн - ВИРТУАЛЬНЫЕ КНИГИ

Именно эта непредметность и неопредмечиваемость нашего человеческого опыта и обусловливает неточность гуманитарных наук: не с чем сравнивать и уточнять. Мы такие, какие есть, и вынуждены принимать себя на веру такими, какими созданы. Эта аксиоматика и есть исходный акт любого научного познания: признание себя, познающего, как отправной точки всех дальнейших исследований.

Гуманитарные науки и естественные языки — языки души, цвета, настроения, желания — являются первичной мерой всякой другой познавательной активности и задают ей смысл по контрасту с собой. Ни о душе, ни о зелени нельзя говорить точнее, чем говорит наш человеческий язык; переводя на язык психологических, химических, математических формул, мы теряем смысл переводимого. Конечно, нас искушает само искусство, искусность, представление о том, что микроскоп лучше знает истину, чем человеческий глаз. Но ведь и микроскоп создан человеком и по мерке человеческого глаза, он тоже гуманитарный прибор по своим истокам и параметрам, хотя в нем человеческое и выходит за границы себя, что само по себе в высшей степени человечно. Скорее, наоборот, все искусственные, вторичные языки могут в конечном счете переводиться на первичные, гуманитарные, из которых они в «начальном счете» и выведены.

Благодаря новейшим научно–техническим искусствам подделки значение человеческого и даже сугубо личного не падает, а возрастает. Новое определение реальности: не «объективная действительность, данная в ощущениях», а вненаходимая воля. Все физические объекты в принципе виртуально воспроизводимы. Уже сейчас голография создает полную оптическую иллюзию объекта, а нанотехнологии будущего смогут из квантов строить точные копии любых объектов, включая их тактильные свойства, запахи и пр.

Таким образом, критерием реальности в будущем станет не материальность предмета, а наличие чужой воли, которая встречает меня извне. Моя хотимость, волимость, желаемость — или, напротив, нежеланность, неприемлемость, отверженность. Вся реальность фокусируется в этой точке чужого «я» и его отношения ко мне. Все можно подделать — только не волю и желание. Точно подделанный предмет — это тот же предмет. Подделанная воля — это уже не воля, а отсутствие таковой. Притворное желание — это уже не желание, а всего лишь притворство.

То, что реальность иррациональна, доказывают иррациональные числа. Целые числа хороши в высоких умозрениях, моральных правилах и аллегориях. Конечно, Троица — мистическая тайна… И Единицу я почитаю. Но меня особенно берет за живое число Пи: 3,1415926535897932384626433832795028841971693993751… — бесконечная иррациональная дробь. Вот эта иррациональность бесконечно правдива — правдива именно своей неисчисляемой бесконечностью.

Почему бы кругу, аллегории совершенства, не воплощать богоподобие числа три? Чтобы круг был и математической троицей — по отношению длины окружности к радиусу. Как бы ум радовался и догма торжествовала! — ан нет, хвостиком махнуло это число Пи, дрянной какой–то дробью 0,141592… — и убежало от разума.

Целые числа очень красивы, но сама красота мироздания говорит на языке иррациональных дробей. Вот золотое сечение — великая тайна прекрасного, закон архитектурных пропорций, изобразительных и музыкальных композиций. В этом сечении

целое делится так, что относится к своей большей части, как эта большая часть —

к меньшей. В целых числах: 13:8=8:5. Но это лишь грубое приближе–ние, а по сути золотое сечение тоже иррационально и бесконечно: 1,61803398874989484820458683436563811772030917980576… Это число примерно так относится к 1, как 1 относится к 0,61803398874989484820458683436563811772030917980576…

Вот вам и Достоевский: красота — ужасная и непонятная вещь. Что разуму — срам, то за сердце хватает.

Если уж сама гармония иррациональна, то какой рациональности мы добиваемся в своих личных отношениях, в кругу любимых и близких? Можно ли относиться друг к другу лучше, чем окружность относится к радиусу?

Две формы реальности: жизнь — то, что есть; судьба — то, чего не может не быть. Судьба — реальность вдвойне.

Судьба — тот же самый текст, что и жизнь: те же факты, события. Только в этом тексте некоторые слова выделены курсивом, подчеркнуты двойной или тройной линией. У судьбы нет своих слов, но она пользуется набором шрифтов и команд, которых нет в «легком», сокращенно–удешевленном программном обеспечении жизни.

Иван встретил Марью. Иван встретил Марью . Это значит: встреча была предопределена, Марья стала судьбой Ивана. Жизнь только говорит, а судьба — приговаривает . Жизнь — только речь, а судьба — рок , предреченность, обреченность.

Кто из русских поэтов наиболее пророчески очертил III тысячелетие и его технические горизонты? С. Маршак в своем детском стишке: «По проволоке дама идет, как телеграмма». Вот так и зашагают люди — чело–вести — по проводам и без них, перенося за тысячи световых лет свои летучие электронные облики.

Когда–нибудь по пьесам Шекспира и романам Достоевского будут ставиться не спектакли, а альтернативные миры. Будут сниматься не фильмы, а гиперпространства. «Драматические встречи» как жанр реально–виртуального участия в чьих–то старинных фантазиях.

Бедный мозг homo sapiens’a, на который с грохотом океанского прибоя накатываются все новые волны информации. Все мы страдаем инфоманией , переходящей в инфофобию — воспаление мозга от переизбытка информации… Только за последние 30 лет произведено больше новой информации, чем за предыдущие пять тысяч лет. А над самой информацией уже нависает информационный шум, производимый избыточными средствами коммуникации. Раз они есть, то должны шуршать, как тростник на ветру, — эти миллиарды одновременно перелистываемых электронных страниц. Отсюда такой страшный всемирный шелест при невнятности сообщений. Из каждого компьютера, не выходя из дому, можно разом крикнуть в тысячи ушей, точнее — в тысячи глаз.

Суть в том, что избыток информации связан с застоем и неразвитостью трансформационных практик. Если в вас вливают информацию ведрами, то куда–то она должна и выливаться? Мы за жизнь успеваем просмотреть тысячи фильмов, прочитать тысячи книг, а вот режиссерская, актерская, авторская деятельность — удел немногих. Отсюда ощущение страшного давления и преизбытка, как будто вас изо всех сил трясут — и одновременно вы связаны по рукам и ногам.

Должны возникнуть новые трансформационные практики, когда все отображенное и узнанное будет переходить в преображение и приобщение. Здесь и маячат перед нами виртуальные пространства, нейрокосмос, параллельные вселенные и прочие перспективы иной жизни и иных миров, когда индивидуум будет иметь достаточно рук, ног, мозгов, языков, чтобы трансформировать ту самую среду, которая его усиленно информирует.