Газета «Завтра» - Газета Завтра 1251 (46 2017)

Александр ПРОХАНОВ.

Особенности строения мозга выдающихся людей, о которых вы говорили, — врождённые или результат целенаправленной деятельности?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Это, несомненно, врождённые вещи.

Александр ПРОХАНОВ.

Не будь их, была бы другая судьба и у человека, и у среды?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Дело в том, что индивидуальные особенности цитоархитектоники закладываются с рождения. Тут мы поменять ничего не можем. Мозг вообще очень консервативен. Но если раньше говорили, что нервные клетки не восстанавливаются, то сегодня мы знаем, что это не так. В мозге взрослых млекопитающих есть отделы, в которых происходит нейрогенез, то есть образовываются новые нейроны. Это, например, субвентрикулярная зона, то есть область вокруг боковых желудочков мозга. Оттуда нейроны в небольшом количестве образуются и идут, мигрируют в кое-какие отделы мозга, замещая погибшие клетки.

Другое дело, что способность к нейрогенезу у взрослого мозга очень невелика. Сами нервные клетки, которые уже организовались и стали зрелыми, дальше не делятся, они постмитотические, и именно поэтому они способны, "не отвлекаясь" на другие задачи, выполнять столь потрясающие специализированные функции. Они должны постоянно работать, всю жизнь. Чем дольше клетки работают, чем больше нагружены — тем мозг более функционален и защищён. Высокий уровень образования, который связан с последующей интенсивной когнитивной нагрузкой на протяжении жизни — это доказанный научный фактор антириска болезни Альцгеймера. Отсюда рекомендации: учите до позднего возраста новые языки, пишите книги или, на худой конец, разгадывайте кроссворды.

А философское обобщение здесь таково: коль скоро Господь Бог (или уж кто во что верит) дал человеку разум и мозг, человек обязан нагружать свой мозг до преклонного возраста. А когда мозг здоров и энергичен, то и соматические заболевания уходят на второй план — это известная связь.

Александр ПРОХАНОВ.

Но ведь в изучении мозга нас интересует не только физиологическая часть. Нас интересует результат его работы. Нас мышление интересует или нет?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Конечно.

Александр ПРОХАНОВ.

А что такое мышление? Ведь мышление имеет содержание, связанное со смыслами, с представлениями, с картинами мира, со способностью эти картины менять, создавать, творить. Что такое мышление, и как это мышление действительно связано с исходным строением мозга, с длиной нервных волокон?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Это один из наиболее сложных вопросов. Но благодаря новым методам исследования и технологиям, которые появились в последние годы, мы очень продвинулись и в этом направлении. Например, функциональная МРТ. Обычный метод магнитно-резонансной томографии давно известен, но на современных высокопольных МРТ-аппаратах стали возможны удивительные вещи. Когда у нас активируется определённая область мозга, решая какую-то задачу, в этой области обязательно увеличивается локальный кровоток. А поскольку оксигемоглобин, который притекает в составе артериальной крови, и дезоксигемоглобин, который уже отдал кислород и оттекает по вене, отличаются по своим парамагнитным свойствам, эту разницу локального кровотока мы можем уловить с помощью функциональной МРТ.

Что и как при этом происходит? Вы лежите в томографе. Вам дают задание: прочитать четверостишье Пушкина. Вы начинаете это делать в уме или вслух, и у вас активизируется в мозге речевая зона. Мы видим в реальном режиме времени на МРТ "свечение" этой извилины. Или вам дают другую парадигму: пошевели пальчиком. И мы увидим, как "светится" часть двигательной извилины мозга… Это, по существу, прижизненная анатомия мозга.

То есть можно видеть, как отделы мозга реагируют на решение элементарных задач. Это ещё не мышление в том понимании, в каком вы сказали, — это именно выполнение отдельных задач. Но это уже кое-что. Мы можем, во-первых, уточнить наше старое представление о локализации функций в мозге: есть локализация первичная, она строго привязана к конкретной мозговой зоне, а есть решение задач более высокого порядка, где объединяются уже многие другие отделы мозга. Например, первичное ощущение боли — это просто первичное ощущение боли. А наша эмоциональная окраска, понимание того, почему пришла боль и что делать — это уже более высокий уровень обработки. Первичные зоны мозга и вторичные зоны — к их пониманию мы можем подойти с помощью функциональной МРТ. Это уже делается.

Александр ПРОХАНОВ.

А искусственный интеллект — это нечто особое, восходящее от цифровой философии, от электроники, или это всё-таки аналог мозга?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Нет, это пока не аналог мозга. Это понятие — некоторая красивость, образ. До искусственного интеллекта в том понимании, в каком мы мечтаем, пока ещё далековато. Если б у нас было желание, мы бы назвали искусственным интеллектом шахматные программы, которые обыграли последовательно Каспарова, Крамника и всех остальных. Но это не искусственный интеллект, это метод высокопродуктивного перебора.

Александр ПРОХАНОВ.

Но они всё-таки соотносятся с теорией мозга?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Да, соотносятся.

Александр ПРОХАНОВ.

То есть электронщики изучают…

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Да, в этой области многое уже меняется. Почему? Потому что если мы раньше говорили о том, что просто компьютеры становятся всё более изощрёнными — миллион операций в секунду, миллиард операций в секунду и т.д., — то сейчас появилось нечто принципиально иное. Появились нейрокомпьютеры — мощные, с мощным процессором, но у них есть функция самообучения. Она уже позволяет анализировать входящие потоки, изменения условий, в которых происходит эксперимент, делать определённые выводы на основании обучающей программы и т.д.; в следующий раз при предъявлении аналогичной задачи нейрокомпьютер её выполнит эффективнее, быстрее и, может быть, грамотнее. Это гораздо ближе к тому, как работает мозг человека. Это, так сказать, математическая часть проблемы искусственного интеллекта, информатика.

С другой стороны, сейчас во многих лабораториях мира создают нейронные сети как биологический объект. Нейроны сажаются на определённую микроэлектродную матрицу, они там формируют сложные структуры, а с другой стороны этого чипа идут электроды в такой степени плотности, что мы можем регистрировать импульсы если не от одного отдельного нейрона, то уже от небольшой группы нейронов.