Газета Завтра - Газета Завтра 35 (1239 2017)

На выставке можно увидеть диковинный агрегат — рекордер, тот самый, на котором производилась запись. Также можно узнать имена ребят, которые держали «бизнес»: Борис Тайгин и Руслан Богословский. Гении технологий! Разумеется, они получили ощутимые сроки за свои художества, что было правильным и закономерным. Вместе с тем, их искренне жаль, как и многих обитателей «параллельного Совдепа» с его самопалом, самиздатом и самогоном. Люди, ползавшие (а не летавшие!) вне системы, вопреки системе и — благодаря системе. Кому пришло бы в голову наживаться на запрещённой или некольмильфотной музыке, если бы она не была табуирована? Препоны возбуждали страсть — часто порочную, а страсть порождала желание получить, прикоснуться. На выставке представлены записи и русских исполнителей – Петра Лещенко, Вадима Козина, каких-то оркестров. Эмигранты, либо, как Вадим Козин, попавшие в опалу. Занятно выглядит пластинка с романсом Константина Сокольского «Скажите, девушки, подружке вашей» - не все разрешённые исполнители имели доступ к государственной звукозаписи. Многие романсы, преспокойно исполняемые на эстраде (особенно в провинции или в курортных городах), оказывались непригодными для официального тиражирования. Так создавался дефицит, повышенный спрос, нервный вопрос: «Где достать?». Общество — даже самое передовое — не может существовать без лёгкой, простенькой и бессмысленной музыки. В Советском Союзе этого упорно не желали видеть и понимать. Что в итоге? Американские и прочие западные «голоса» принялись окучивать нас при помощи своей поп-культуры, а ушлые пацаны, вроде вышеуказанных Тайгина и Богословского, клепали свои пяти-семи-десятирублёвые пластинки. Василий Аксёнов писал: «Первые выловленные из эфира на программе «Голос Америки» в пятидесятые годы звуки «бибоп» распространялись в России на самодельных пластинках, сделанных из рентгеновских пленок. Труба Гиллеспи и кларнет Гудмана проходили через тени грудных клеток, бронхов и лёгочных альвеол. Подпольная индустрия этих пластинок так и называлась «Джаз на костях». Вот вам картина из далёкого советского прошлого. Юнцы в свитерах с оленями вокруг чемоданного патефона. Придавленная в центре, чтобы не вспучивалась, перевёрнутым бокалом, крутится самодельная пластинка...».

В ленинградской хронике 1950-х годов показывают лица молодых парней, торговавших рок-н-роллами возле музыкального магазина. Их взяли с поличным. Дегенеративные лица и — добротные плащи, стильно пошитые пиджачные пары, красивые галстуки. Закадровый голос вещает что-то о «...немудрёной анатомии духовного убожества ». Оно так, но не меньшее убожество — такие сюжеты, где ресторанам противопоставляется...учёба в техникуме. На этой дурацкой антитезе выигрывали только наши геополитические противники, из года в год воспитывавшие уверенных и циничных западников. Эта выставка — не просто ретро-путешествие или шок-инсталляция, посвящённая старинному русскому ноу-хау. Это — предупреждение всем «запрещальщикам» и «заградителям от скверны». Советский мир упустил молодёжь, которую тут же подхватили и закружили в Rock Around the Clock-е американские радиостанции: чем изощрённее их глушили, тем сильнее они нравились. Слава рентген-рока закончилась в середине 1960-х — с массовым распространением катушечных магнитофонов. Жить стало проще, лучше, веселее и — безопаснее. Коллекционер Стив Коутс подытоживает: «Конечно, в мире и по сей день есть места, где музыка и культура подвергаются цензуре, но в целом мы живём в эпоху, когда прослушивание любой музыки не предполагает никакого риска, никакой опасности. В чем тогда её ценность?». Ценность музыки в самой музыке. Но иногда — в трудностях, с которыми её достаёшь.

Теги события:

гараж выставка рок-н-ролл пластинки культура общество шестидесятые запад музыка аксёнов василий хейли билл запрет

Авторский блог Владимир Винников 16:16 4 сентября 2017

Первый - третий

к 200-летию со дня рождения Алексея Константиновича Толстого

Владимир Винников

3

Оценить статью: 4

Историки (да и многие ценители) отечественной литературы отводят фигуре Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) место где-то в тени двух его младших родственников-Николаевичей: Льва (1828-1910) и Алексея (1883-1945). Известно, что автор "Войны и мира" доводится "старшему" Толстому троюродным братом, а автор "Хождения по мукам" — внучатым племянником в четвертом колене.

Впрочем, как сказать: "в тени"? Ведь произведения, написанные лично Алексеем Константиновичем и при его участии, вне всякого сомнения, навсегда вошли не только в классический "золотой фонд" отечественной литературы, но и в русский "генетический культурный код", в нашу "культурную матрицу"… То есть не в тени как таковой тут, наверное, дело.

Напомню, что граф Лев Николаевич Толстой был, по определению Ленина, "зеркалом русской революции", "первым настоящим мужиком в русской литературе", а граф Алексей Николаевич Толстой — вообще "красным барином" и любимцем "отца народов" Сталина, они полностью соответствовали своему "духу времени".

Алексей же Константинович — Толстой по фамилии, но Разумовский-Перовский по сущности своей — никакому "духу времени" категорически не соответствовал, и даже не спорил с ним, а, скажем так, духом и временем этим брезговал и по возможности их чурался.

Двух станов не боец, но только гость случайный,

За правду я бы рад поднять мой добрый меч,

Но спор с обеими — досель мой жребий тайный.

И к клятве ни один не мог меня привлечь.

А уж как оба эти стана желали заполучить такого бойца! Настоящего былинного богатыря: и тела, и духа.

"Граф Алексей Толстой был в то время красивый молодой человек, с прекрасными белокурыми волосами и румянцем во всю щеку. Он еще более, чем князь Барятинский, походил на красную девицу; до такой степени нежность и деликатность проникала всю его фигуру. Можно представить моё изумление, когда князь… стал рассказывать многие действительные опыты силы Толстого: как он свёртывал в трубку серебряные ложки, вгонял пальцем в стену гвозди, разгибал подковы", — свидетельствует, например, Василий Инсарский. А еще — так, к слову — наш герой перебрасывал двухпудовую гирю через одноэтажный дом, сворачивал винтом железную кочергу и, вообще, всю свою жизнь богатырствовал вволю…

Не случайно русские богатыри всегда были героями его творчества — правда, типу Алёши Поповича, куда более близкому для себя, он всегда предпочитал тип Ильи Муромца.

Под бронёй с простым набором,