Газета Завтра - Газета Завтра 34 (1238 2017)

Викторианская эра — на вид чинная, добропорядочная, эстетская. Очарование сексуального ханжества и тут же — роскошество платьев. Чаепития, шляпки, фарфоровые безделушки. Милорды, упражняющиеся в остроумии. Пароходы-паровозы. Прогресс и телеграф. (Помнится, в пышной рекламе банка "Империал" был сюжет об Александре II, где говорилось: в Лондоне уже метро, а на Руси никак с крестьянским вопросом не разберутся! Что говорить? Одичалые баре в обломовском халате). Есть много современной публицистики — вроде "Недоброй старой Англии" Кэтрин Коути. На основе архивных материалов развенчивается миф о "благоуханном" викторианстве. Теснота, суеверия, болезни, проституция, самоубийства, повальная истерия, голодные обмороки, издевательства над детьми — причём в благородных семействах — вот подлинные символы цивилизованной Great Britain времён матушки-Викки. Могильным холодом веет от бледноликих джентльменов, с младенчества затянутых в чёрное. Никакой Петербург Достоевского не сравнится с британской мрачностью, возведённой в эталон бытия. Вирджиния Вульф уже в 1920-х пыталась отрефлексировать. Очерчивая викторианство, она припасла много серого колера: "Изменился, пожалуй, самый климат Англии. Вечно шёл дождь, но проливаясь какими-то короткими ливнями: один уймётся, тотчас хлынет другой. Солнце, конечно, светило, но было так опоясано тучами и воздух так пропитался влагой, что лучи тускнели, и вялая лиловатость, зеленоватость и рыжеватость заместили сочные уверенные краски восемнадцатого века. Под этим скучным, мятым навесом блёкла зелень капусты, грязнилась белизна снегов. Но мало этого — сырость пробиралась теперь в каждый дом, а сырость — коварнейший враг, ведь солнце ещё как-то можно отогнать гардинами, мороз прожарить в камине, а сырость — не то, сырость к нам прокрадывается, пока мы спим; сырость действует тихой сапой, невидимая, вездесущая. От сырости разбухает дерево, покрывается накипью чайник, железо ржавеет и камень гниёт. И всё это так исподволь…". Ровно ту же темноту и сырость мы ощущаем в "Леди Макбет" — суровые ставни, а если они вдруг отворены, то света всё одно мало. Леди Кэт — печальная птица в громоздкой резной клетке. Муж — садист и пьяница. Свёкор — тоже садист. В этом гробовом кошмаре чахнет юная женщина, которая внезапно — сама себе не веря — нашла отдушину.

Сергей — любовник Измайловой — ухарь и сорвиголова. Подонок, разумеется. Неразвит интеллектуально и духовно, как, впрочем, и его зазноба. Но… не животное. В английском варианте работник Себастиан — что-то среднее между диким зверем и умственно-отсталым существом, к коему неприменим термин "хомо-сапиенс". Меж Катериной и Сергеем вспыхнула запретная любовь — именно чувство, пусть плотское и довольно примитивное. В кадре фильма — ни малейшего намёка на приязнь. Ум и сердце — в отключённом режиме. Генитальный восторг. Никакого сладкого шёпота и восклицания: "— Ах, Серёжечка, прелесть-то какая!". Лишь — рычание, вопли, безобразные совокупления. Преображение леди Кэтрин: познав грязного самца, она из надломленной узницы трансформируется в алчную волчицу. Теперь дело за малым! Холмогоров отмечает: "Но, увы, получился не фильм о викторианской Англии, а очередной всхлип топорной агрессивной феминистской пропаганды. Кэтрин британского фильма толкают на убийства не скука и страсть, а жестокость брутальных шовинистических мужчин. Её мучит свекор, мучит муж, любовник тоже мучит. Все попадающие в кадр мужчины — агрессивные и напористые насильники. В результате лесковские сцены уродуются до неузнаваемости". Повторюсь: английский сценарий не мог быть иным. Женщина, пусть и леди (ах, нет — особенно леди!), оказывалась наипаче бесправным и унижаемым созданием. Не потому ли в англосаксонском мире и расцвёл чертополохом пресловутый феминизм?! Любое произведение искусства — ответ artist-а на исторический запрос. Сценаристка Бирч и режиссёр Олдройд слепили из того, что было. Как могло быть, если бы…

В этом киносюжете смущает совсем другое — не феминистский посыл в декорациях мёртвого дома, а какое-то странное, нарочитое обращение к теме афро-британцев (или как их ещё называть?). Я даже задавалась вопросом: а не путаю ли я чего? Не Америка ли это? Но нет — девонширские болота во всей их промозгло-серой прелести. Мало того, что служанку леди Кэтрин — злосчастную Анну — играет темнокожая Наоми Эки, так и британский аналог Феди Лямина — тоже, с позволения сказать, мулат. Сопровождает и пестует мальчика Тедди не менее чёрная бабушка. Зачем авторам понадобилось такое немыслимое количество негров и негритят в викторианской Англии? Такой расклад выглядит, по меньшей мере, противоестественно — если учесть, что остальные детали были подобраны с дотошным педантизмом. Правильный — как раз середины 1860-х годов — кринолин (что редкость!), женские и мужские типажи, обстановка — вплоть до самых ускользающих от внимания тонкостей. Викторианский уезд. Викторианский удел.

Финал — тоже не наш, не русский, не лесковский. Катерина получила сполна — и не только в юридическом смысле. Каторга — лишь верхушка айсберга. Гнусное предательство любимого Серёжечки. Расплатилась. Поделом. Не то — в Англиях. Леди Кэтрин ловко подставляет своего зарвавшегося, охамевшего любовника и — жалкую прислугу. Следствие кому поверит? Заляпанному работяге или выхоленной мадам? Себастиан с Анной — в телеге. На эшафот. В самой демократической стране за убийство полагалось повешение. Хэппи-энд? Перехитрившая и убившая всех своих вольных и невольных мучителей, леди Кэтрин умиротворённо сидит на диване. На своём диване. Отныне её дом — её крепость.

Теги события:

кино литература николай лесков культура англия викторианская эпоха XIX век

Сообщество « Салон » 11:31 15 августа 2017

Сеча

о рэп-баттле Оксимирона и Гнойного

Бартлет Грин

8

Оценить статью: 4

«С блаженным приятием действительности может хорошо сочетаться показной бунт — и этим выражается то, что даже неудовольствие превратилось в некий товар, чуть только промышленность освоила его производство». Ги Дебор. "Общество Спектакля".

Июнь и июль в этом году удались на славу - дожди сплотили нас, мы осуждали их единым фронтом, разногласий не было, разнились лишь детали - это мы Бога «Матильдой» прогневали, или же климатическое оружие на нас тестируют? До сих пор не ясно, кстати.

А вот август в России не задался - жара расслабляет, снижая интенсивность чувств и проявлений. В жару не майнится. Лениво просматривая новости про очередную угрозу ядерной войны, люди ждали чего-то такого, что пробудит, что сосредоточит, обострит. Все ждали настоящей бомбы, такой же, как ловля покемонов или спиннеры.