Литературная Газета - Литературная Газета, 6608 (№ 30–31/2017)

Беседовала и перевела Валерия Галкина

С первыми „Звёздами“

Литература / Библиосфера / Журнальный вариант

Евсюков Александр

Теги:Журнал «Звезда»

Прославленный питерский журнал по-прежнему держит высокую художественную планку

Журнал «Звезда» – один из старейших и наиболее авторитетных ежемесячных «толстых» журналов России. С момента основания в 1924 году в нём были опубликованы произведения тысяч авторов: поэтов, прозаиков, учёных, публицистов и критиков.

В числе самых известных – Максим Горький, Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Владислав Ходасевич и Борис Пастернак. Реальный пример из 1927 года: в одном номере читатели познакомились с новыми произведениями будущих классиков Юрия Тынянова, Михаила Светлова, Бориса Корнилова, Вениамина Каверина, а уже в следующем их ожидали встречи с творчеством Константина Федина, Бориса Пильняка и Константина Вагинова. Из всех журналов, когда-либо издававшихся в Северной столице со дня её основания, ни один не выходил, подобно «Звезде», свыше девяноста лет без перерыва (включая и самый тяжёлый для всего города период – 900 дней Ленинградской блокады, когда, поддерживая дух жителей-защитников, публиковались спаренные номера).

Что интересного и значительного публикуется в «Звезде» сегодня? Рассмотрим первые три номера журнала за текущий год.

Заметно, что в первом номере много авторов-женщин. И открывается он стихами поэтессы и критика Елены Ушаковой:

И вербы пушистый пучок

Весной по дороге в Москву,

И Вышний в окне Волочек,

И радость, что вот же, живу…

В этой подборке много неожиданных и точных образов, например, такой: « и мышь моя бéз толку тычет в ненужные тексту слова» .

Далее перед нами повесть Евгении Басовой «Следы», написанная просто и ёмко и посвящённая, казалось бы, частной жизни людей, их малозаметной семейной истории. Основное действие повести происходит на ограниченном пространстве – в селе Тыша, где говорят на особом диалекте: сплаве русского, польского, украинского и белорусского. Каток «большой истории» примял здесь множество судеб: с конца ХIX века через революции 1917-го, передел собственности и становление новой власти, войну с нацистами и оккупацию, толкнувшую одних к партизанам, а других – на службу к немцам. Как итог – непримиримая вражда соседей в послевоенные годы. Эти события оставляют следы, а порой и огромные рубцы на судьбах героев. Евгения Басова более известна как детский автор, и в повести это тоже оказывается заметно. На многие события мы смотрим взглядом ребёнка:

«Сверху тоже тянуло таинственностью. Взрослые там говорили о каком-то Андрее, которого немцы повесили вверх ногами, и ещё о каком-то Богдане, который уж и красавец был, весь чернявый и брови, брови… Мавка повторила про брови несколько раз. Папа уточнил тихим голосом:

– И его потом повесили вверх ногами?

– Нет, его – так, – отозвалась бабушка. – Его в апреле ещё, вместе с Яковом и Устиньей» .

Но сами эти события порой окрашены такой глубокой трагичностью, что только детская непосредственность да нескончаемые крестьянские заботы помогают одной из главных героинь, Мавке, сохранить доброту и человечность.

«Топай? Переступай с места на место? – гадала она. – Да, скорее – переступай. От печи к корыту, от корыта к столу… И на огороде работаешь тяпкой, а ножки твои сами собой – туп-туп. Ты и не глядишь куда. Ножкам сорная трава сама командует, как становиться, чтобы сподручней полоть было…» И она вслед за сестрой повторяла себе: «Знай тупай!» – когда не забывала. С сестриных слов получалось, что, когда не стоишь как вкопанная, тупаешь, переходишь от одного занятия к другому, – больше успеваешь».

Эта повесть не только о войне и о возможности преодоления обид и исторических разломов через прощение (потому что: «Нельзя помнить зло через сорок лет…»), она о творчестве как спасительной отдушине. И не так важно, в чём оно проявится: в рисовании ли, в вышивании или в чём-то ином.

Другая – стихийная, неуправляемая – сторона творчества и самого творца очень ярко показана в рассказе Татьяны Шапошниковой «Портрет». Вместо счастливой семейной жизни вечная погоня за разгадкой и запечатлением художественного образа: «В минуты их близости Ольге казалось, что мужу она не нужна. Она чувствовала, как её душа отторгает её тело, которым давно безраздельно владел муж: наутро она частенько обнаруживала синяки на своих запястьях».

Уже интересно и рельефно, но пока недостаточно глубоко прописаны характеры и ситуации в рассказах совсем молодой писательницы и художницы Арины Обух «Выгуливание молодого вина» и «Катерина» – о богеме и прихожанке одного из храмов соответственно.

Завершают раздел прозы этакая медитативная притча Анны Колесниковой «Двойное дно» и рассказ Ангелины Злобиной «Отрава», об отношениях бабушки и внука, живо напоминающих эпизоды повести «Похороните меня за плинтусом»:

«Все качнулось и замерло. Он выбрался из машины и, яростно всплеснув руками, крикнул:

– Бабушка… – голос его сорвался: – Я тебя ненавижу!»

Интереснее две следующие подборки. В стихах Александра Городницкого явственно ощущаются ностальгия и стремление подвести предварительные итоги:

Уходит поколение. За ним

Идём и мы, забыв былые споры,

И наши роли раздадут другим

Безвестные пока что режиссёры.

(«Памяти Людмилы Ивановой»)

В непрестанных поисках внешней и внутренней гармонии находится лирический герой Андрея Коровина:

где всё то от чего ты немеешь

от чего ты стихи говоришь

от чего словно яблоко зреешь

от чего раньше срока горишь

(«Из цикла «На макушке лета»)

Одной из самых значимых публикаций этого номера (и не только его) мне представляются главы неоконченного романа Равиля Бухараева «Потомки карматов» – о мощном сектантском движении Х века, потрясшем устои ислама и предшествовавшем современному квазигосударству террористов ИГИЛ (организация, запрещённая в России). Благодаря найденной в забытом чемодане рукописи современный рассказчик получает возможность взглянуть на прошлое, отразившее явления настоящего. Сопоставление преступлений средневековых и «новых карматов», очевидно, и побудили автора к работе над романом.

«...иракский погонщик Хамдан по прозвищу Кармат, с именем которого и связывают образование около 890 года мощного движения карматов, ставшего реальной угрозой для самого существования Багдадского халифата. Прозвище Кармат переводят по-разному, но чаще всего смысл его уничижителен: калека, хромец, урод…»