Газета Завтра - Газета Завтра 29 (1233 2017)

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Многофигурный, очень сложный по сценографии и хореографии, там нельзя выпадать из развития не только собственного образа, но коллективного целого. Всё-таки не случайно это драматическое произведение и вас наверняка и вы замечали драматизм в своих сокурсниках. Ваш партнёр по «Тине» Ведменский трижды за этот михалковский год хотел уходить из профессии. Вы — весёлая, пластичная, живая. Что стало главным испытанием?

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Я храню в себе человека, а профессия очень интересная, конкурентная — кто-то идёт вверх, кто-то рядышком, а ты... Допустим, в «Воскресенье» у меня роль Мариетт, при том что у Землянского в Щуке мы сделали спектакль «Цыгане», где у меня была главная роль. И как-то пришлось справляться. Я привыкла много работать, а за всю репетицию должна была пройти из стороны в сторону, а так хочется выйти и сыграть историю! При том, что Катюша Маслова – не моя девчонка, но игра для меня — самое любое дело на земле. Тут пришлось много заниматься самостоятельно, а как? Каждый шел своим путем — мы касались кинематографа, снимались, изучали что такое камера, этого не было в театральном институте. На мастер-классы к нам приходили потрясающие люди и давали объем понимания жизни в искусстве. Я жила себе в Туле, девчонкой ездила в Москву на спектакли, сильно поражалась, мне было шестнадцать — попала во МХАТ, на Серебренникова, мне показали анатомию. Была в шоке – ребёнка испугали! По театрам стала осмысленно ходить лишь когда поступила в училище с седьмого раза, узнала фамилию Бутусова, Женовача, что мне нравится и как мне нравится!

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Желание жить на сцене пришло раньше, чем встреча с прекрасным?

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Да.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. И вы всё время включаете самоедство и легко берёте его в работу сразу.

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Я очень интересно с этим работаю. Да-да-да. То есть я в себе это всё прослеживаю и думаю: так, вот это лишнее, вот это мы отправляем в бездну навсегда, а вот это... Не держу в себе лишнего, скажем так.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Понимаю, что оценил Михалков, если это можно сформулировать словами, не видя вас.

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Он вообще сечёт.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Но для игры нужно оставлять себе, расширять пространство для лёгкости манёвра. Поэтому у вас и появилась звездная роль — искрометная чеховская «Тина».

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Где было три состава.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Но видно, что он с вами более даже пристально видно невооружённым глазом, более пристально с вами работал, чем с другим составом, потому что он знал, как с вами легко и приятно. Да?

Марианна ВАСИЛЬЕВА.А вы не угадали.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Я клевещу!

Марианна ВАСИЛЬЕВА.С нами было всё очень равномерно, почему я очень переживала за спектакль. Из-за того, что три состава, каждый работает какой-то период времени и вот тогда я хотела уходить. Коручеков об этом не знает! Подумала, что так не должно быть — во мне не уверены, значит, я какая-то не такая. Тем удивительнее была премьера.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Вот эта лёгкость заставляет ваша, то, что вы чувствуете за спиной всегда, что дверь всегда открыта – это признак лёгкости и уверенности в профессии. Но на самом деле, это ещё есть замечательный сюжет на эту тему. Я вспоминаю, как вас буквально выставили из Америки, когда вы не поделили уборную с Хью Грантом, ему пришлось запереться, получился скандал.

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Хью Грант был. Так.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Но уборную вы с ним не поделили?

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Нет.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. То-то и оно.

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Нет, я ни с кем не скандалила, я работала спасателем.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. А, это называется, «Спасатели Малибу». Бегали с досочкой, сверкая пышной попкой!

Марианна ВАСИЛЬЕВА.Я пошла поступать во МХАТ, вот так это было. Мне сказали: кто вы? Марианна из экономического из Тулы? Вот в экономический в Тулу. Я сказала, вообще-то я каждый год дохожу до третьего тура, не такая я уж бездарь. А мне сказали: а дальше не проходишь. Вот это было кинжальчиком что надо, потому что действительно для меня было непонятно, почему же всегда в шаге-то? И я уехала в Нью-Йорк на четыре месяца. В экономическом была программа «Уорк&драйвер», ты путешествуешь и работаешь. Четыре месяца проработала спасателем в бассейнах Нью-Йорка и все думала: почему я больше никуда не поступала кроме МХАТа? Почему поверила тому дяде, у которого, может быть, было плохое настроение? В Америке никогда оставаться не хотела. Я знала, что в России у меня семья и всё в России. Вот. А Хью Грант просто пришёл, просто пришёл к нам в бассейн на небоскрёбе и решил со мной поболтать. Я очень смеялась, а на следующий день все говорили: Марианна, ты... Хью Грант к тебе подходил? Вообще со мной на работе очень часто разговаривали, даже в Америке. В общем, не знаю, что могло там привлечь, просто вешалочка такая, очень девочка смешная в огромной форме. Но все говорили: «Что я буду тонуть? Ты меня спасёшь?» - «Yes». Вот так я общалась с ним. Всё, Хью Грант со мной пообщался, скажем так. Предложил продолжение.Да. Всё.

Алексей КОЛЕНСКИЙ. Мы подошли к главному. Вот чем меня восхищают новые «Метаморфозы». Здесь всё сделано намеренно суше, минималистичнее, но это сделано для того, чтобы показать кухню: как Метод помогает раскрыться актёрам и кинематографическому измерению сцены. Ваш партнер Игорь Сергеев в начале «Тины» ходит как маятник или метроном, чувствуешь бег времени. Зритель смиряется с «четвёртой стеной», а потом начинается диалектическое нечто — водевильная вахтанговская игра — реплика за репликой, включается электромагнитное реле, постоянно переключающихся друг на друг актеров. Но, как сказал поэт, здесь «бой часов — предвестник смерти скорой» и в игру вступает Михаил Чехов — не режиссёр, а гуру режиссеров, показавший смысл режиссуры изнутри актёрского существования, до чего не дотягивал Станиславский, но интуитивно чувствовали выпускники его ученика Ли Страсберга — как из души осознавшей мелочность шутовства и гаерства рождается трагический герой, когда человек не боится идти на риск и отвергать всё что в нём выносится на поверхность. Для этого нужно настоящее мужество, так нельзя себя заставить, актеры этим живут как монахи живут покаянием. И тут волшебство расширят пространство — мы оказываемся в театре Питера Брука, у которого вообще не понимаешь, где кончается время и начинается вечность. Это наше русское метапространство, то искривляющееся, то распахивающееся время мифа, где каждое слово значит не то, что говорится между людьми. Речь обретает звучание как объём, в котором мы мыслим и существуем. Вся эта конструкция напоминают матрёшки, актёры непрестанно пересекает семантические границы между очевидным и невероятным. Задача актёра — перейти из одного состояния в другое. А вам приходится серферить в концептуальном режиссёрском монтаже аттракционов. Как вы держитесь рисунка, не теряя ощущения уместности настолько разнородных вещей?