Василий Розанов - Юдаизм. Сахарна

Талмуд, как известно, имеет две существенно различные редакции, — которые, по месту их происхождения (по месту жительства ученых евреев, истолковавших Библию и редактировавших Талмуд), носят наименования Вавилонской и Иерусалимской. Первая гораздо обширнее и гебраистами ставится выше.

в суть вещей (лат.).

Ср. кн. пророка Аввакума: Господи! Услышал я слух Твой и убоялся (Ав- вак. 3, 2).

Цензор

Перед Израилем, в пустыне, также «шел Бог впереди — днем облаком, ночью — в виде огненного столба». Обыкновенно комментаторами Библии это приноравляется к нуждам народа: полог от дневного зноя, и свеча — в ночи. Но здесь, в видении Иезекииля, очевидно, этих нужд нет; а след., и разделение Божие на «облако» и «столб» и в самой пустыне выражало существо Елог им (не Ело ах ), а не относилось к нуждам человеческим.

Здесь есть хоть какой-нибудь просвет к постижению, так сказать, смятения истории : отчего она не то же, что «прямая линия», «пара рельс», миленькая «идея» Гегеля, а явная буря, бездонность, неисчерпаемость; как, в микроскопическом виде, и наша бедная жизнь, такова же: несчастная и славная, розовая и «чернее черноты». «Идут лица в разные стороны», — говорит Иезекииль, и это есть самое разумное объяснение, пусть оно и похоже на многоточие, на «завесу»...

Кристалл, подымающийся с середины Престола Божия, окруженного этими же четырьями животными, является и в Апокалипсисе св. Иоанна.

В Талмуде, в разных местах, упоминаются, употребляясь (на пространстве одного текста) одно вместо другого, «Слава Господня» и «Шехина». В значении филологического толкования такой замены, что в Талмуде же нередко говорится: «жена есть слава своего мужа».

Здесь — оно заменяет недостающее «лицо тельца» и, след., «херувимы», по Иезекиилю, имеют «вид тельца». Поэтому-то, воздвигнув «Тельца» и «двух тельцов», Аарон и Иеровоам воздвигли лики херувимов: но «не подобает твари поклоняться как Творцу»; и отсюда, отчасти, негодование Моисея и пророков; «не поклоняйся колесу колесницы, но сидящему на колеснице — Богу».

Непредставимо — это замечательно. Если мы возьмем перо и начнем набрасывать вид видения Иезекииля — мы собьемся, запутаемся и ничего не выйдет. Есть рисунок Рафаэля (в нашем Эрмитаже) «Видение Иезекииля»: но он рационален и плосок. Нужно заметить, что самый план его — иррациональный, и его нельзя построить, как и «разделить угол на три равные части» (неразрешимая проблема геометрии). При чтении, у Олесницкого, описания Моисеевой скинии, я был поражен тем, что число ее столбов с разных сторон так указано в Исходе, что ученым никак невозможно ее реставрировать: ни при какой комбинации не получается тождества построяемого со словом Божиим Моисею. Между тем простое разрешение и заключается в том, что «люди не могут построить Божия дома (кроме — кому «открыто» это, как Моисею), даже когда им и даны меры: как и разделить треугольник, хотя им громко сказано: «на три части», «треугольник» (иррационально).

«Знаю существо твое»; имя — сущность.

36 В греческой скульптуре замечательно уже, что Zeus представлен старцем; у нас Бог-Отец — также. Идея ветхих лет непременна в божестве; оно старее всего, ибо все после него. Но кто есть непременно предшествующий, так сказать метафизически первый в порядке текущих вещей? Непременно это — рождающий. И «ранний всех» есть, собственно, «все родивший». Отсюда идея (и факт) равнейшего божества, утра мира, связывается в уме и в самой природе вещи с родительством, отцовством. «Раньший» всего есть «отец» всего; Он — стар, дед, и Он — рождает, родил. Во всяком случае, когда мы привычно начинаем предикаты Божества: «Бог есть Дух вечный, всеблагий, всеведущий и пр., то едва ли мы не исчисляем только наисильнее нравящееся нам (в человеке), наиболее нами почитаемое (на земле); так сказать, ищем идейную статую для поклонения, а не даем результат размышления. Тут больше эстетики, чем мудрости. Мудрее было бы начать исчисление: «Бог — первый; ни только материален, ни только духовен; господин мертвого (минерального? умершего?) и владеющий живым («судьба»). Но, конечно, мы также не можем построить определения, и только накидываем схемы возможного. «Хочется полететь, а нет сил полететь».

* Опять не можем не напомнить, что термины греков: «нектар и амброзия — там» имеет в себе что-то подобное этому описанию Зохера. Как будто греки знали и потом забыли «Зохер», но смутную о нем память сохранили.

Неоднократно в своих прежних трудах мы говорили, что невозможно здесь множественное число объяснять ни филологически («облака» = «туча», «облако»), т.е. уничтожая множественность в лице Божием; ни как делали византинисты и римляне: что здесь тайно разумеется 2-я Ипостась их суждений и споров; ибо какое же было бы в этом отношение к Адамо-Евиному (двойному) Лику, отраженному от Божества, от Елогим (мн. ч.). Ясно, что в Елогим и содержится: 1) прообраз Адама; 2) прообраз Евы, но 3) слиянных еще, не разделенных, хотя противоположных. Отсюда единственное и множественное число в «Бытии» и мешаются, чередуются.

Отсюда — глупость наших хирургических скопцов (секта Селиванова), ничего решительно из своих чаяний не достигающих путем операции ( возбуждение — остается). Им для достижения цели (убиения страсти ) надо бы каждую жилку в себе, каждую в себе косточку раздавить, растереть, свести на «нет» организацию. И тогда — страсть потухнет. Кстати, на случай, если бы до кого-нибудь из скопцов дошли эти строки: их манит образ (апокалиптический) «144000, не осквернившихся с женами, которые (одни) последуют Агнцу». Но ведь «на том свете» исчислены все души, конечно — вне внимания к возрасту. «144000» давно восполнены младенцами умершими, которые, конечно, «не осквернились с женами», восполнены и даже переполнены. Совершенно очевидно, что Иоанн Богослов разумел под «неосквернившимися с женами» что-то совершенно иное, нежели безбрачие (ибо младенцы «безбрачны» же), какой-то метафизический секрет, хотя в сфере пола же; не могилу пола (безбрачие, воздержание), а что-то совершенно, совершенно другое, что Селиванову и его последователям и не брезжило на уме. Но во всяком случае, секта эта проскользнула мимо своей темы.

Зачем, в самом деле, говорить «крайняя плоть», а не «наружная плоть»? Филологически это все одно. Между тем переводом: «крайняя» мы вводим уже истолкование, на каковое нам права не дано, через существующие синонимы слова «крайний». «Крайний» = «чрезвычайный» = «чрезмерный» = «слишком большой». Пользуясь этою синонимичностью, предрасположенные к скопчеству и стали объяснять обрезание как «божественное укрощение, укорочение, уменьшение в человеке плоти (= страсти)». Между тем исторически было совершенно наоборот; до обрезания Авраам жаловался Богу, что «ему уже 90 лет, лоно его засохло и он не может получить сына; после обрезания он не только рождает Исаака, но берет еще Хеттуру и получает от нее многих сынов; и, как сказано перед упоминанием кончины его, имел еще наложниц, которых, кроме Агари, раньше у него не было. Ясно, что обрезание имело уравнительное действие с позднейшею Скинией Моисея, куда внесенный сухой, в поделке, жезл Аарона, через одну ночь пребывания, выбросил свежую ветвь и цвет.