Майкл Бут - Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю»

В начале 1965 года представители трех стран встретились для выработки соглашения о разделе шельфа Северного моря. Соглашение было довольно быстро достигнуто и в некоторой спешке ратифицировано в марте того же года. Как выяснилось, оно предоставляло Норвегии большие преимущества.

Если спросить датчан, то они совершенно серьезно сообщат, что норвежцы всех развели и кинули. При попытке выяснить подробности на вас замашут руками, как бы говоря: «Ну вы же знаете, какие они, эти норвежцы». Некоторые намекнут, что датский министр иностранных дел Пер Хеккеруп, подписавший соглашение, был известным алкоголиком и в тот день выпил. Показывая новую схему территориального деления шельфа, вам скажут: «Вот как они провели линию. Видите, она ни с того ни с сего огибает место, где нашли нефть?»

Я слышал эту байку от своих датских друзей столько раз, что решил обратиться к фактам. И вот что я обнаружил.

Хеккеруп действительно был алкоголиком. Первое большое норвежское нефтяное поле Ekofisk (добыча на нем все еще идет полным ходом и по прогнозу будет продолжаться до 2050 года) находится в юго-западном углу вновь отошедшей к Норвегии территории, до обидного близко к датским территориальным водам. Датчане припасли аргумент насчет того, кому должна принадлежать эта часть Северного моря на основе каких-то технических данных о рельефе океанского дна. Но по каким-то причинам обычный для подобных соглашений «период остывания» [62] Cooling-off period – здесь: перерыв в переговорах, дающий возможность сторонам модифицировать свои позиции (прим. пер.). не был предусмотрен. Все это не объясняет, почему датчане подписали соглашение с такой легкостью. Ведь нельзя сказать, что у них не было исторического опыта подвохов в международных территориальных договорах.

На самом деле в то время просто никто не верил, что в Северном море есть нефть, а если есть – что ее можно достать. Так что датчане предпочли не ссориться с норвежцами из-за какого-то шельфа: права на рыбный промысел были куда важнее.

Что до нетрезвого Хеккерупа на подписании, то подтверждений этому нет, но ведь алкоголики редко бывают трезвыми в условиях стресса, или я неправ?

«Это был заговор, – заявил с плохо сдерживаемым ликованием Томас Хилланд Эриксен. – Нам хитрым образом удалось отодвинуть границу морского шельфа на 200 морских миль. Главным на переговорах был парень по имени Йенс Эвенсен [министр торговли]. У норвежцев оказалось 70 процентов!»

Может быть, датчане жалеют, что послали договариваться о своих правах на нефть пьющего социал-демократа? Наверное, да. Но создает ли это проблемы в нынешних отношениях между Данией и Норвегией? Вовсе нет, по крайней мере на политическом и дипломатическом уровнях. Однако этот случай стал частью народного мифа о датских нефтяных месторождениях в Северном море. Старики-датчане обстоятельно повествуют в своих сказаниях о том, как лукавые кузены-норвежцы выманили у страны ее нефтяное счастье. Кроме того, в глазах датчан (да и шведов) норвежцы стали выглядеть высокомерными бездельниками, которых испортило нажитое нечестным путем состояние.

«А, да они вообще никогда не работали. Им хватает самих себя, и больше им никто не нужен», – сказал один из моих датских родственников (он не обрадуется, если я назову его имя, так что я не буду этого делать). Датчане хватаются за любые доказательства норвежской праздности. Например, они любят рассказы о шведских мигрантах, работающих на норвежских рыбоперерабатывающих фабриках или в ресторанах. «Был в Осло и не видел ни одного официанта-норвежца!» – обычно сообщает датчанин, приезжая домой. (В Норвегии работают 35 000 шведов, которые рады получать по 30 фунтов в час за низкоквалифицированный труд в магазине и т. п.)

Одна такая история особенно греет сердце датчанина – про шведов, которые якобы работают на норвежской фабрике чистильщиками бананов. Оказалось, это правда! Я проверял: бананы – один из ингредиентов популярной норвежской намазки на хлеб. Ленивые норвежцы и эксплуатируемые шведы в одном анекдоте! Вот радость для датчан!

Нарастает возмущение норвежским высокомерием и в Швеции. В недавнем социологическом опросе 3800 шведов высказывались о своих соседях. В числе прочих были заданы вопросы: правда ли, что норвежцы плохо ведут себя в очередях? «Да, очень плохо», – ответили 59 процентов шведов, чье собственное поведение в очереди напоминает возню поросят вокруг сосков свиноматки. Знают ли норвежцы, как выполняется дорожное круговое движение? «Нет». Паркуются ли норвежцы на местах для инвалидов? «Да, постоянно!»

«Удивляет количество негатива, накопившегося у шведов по отношению к норвежцам, – так прокомментировала результаты опроса автор исследования, добавив: – Такое впечатление, будто норвежцы их совершенно достали», и высказав опасение по поводу возможных проблем в приграничных областях.

Но вернемся к переговорам о Северном море. На самом деле датчанам не так уж не повезло с их небольшим кусочком шельфа. Промышленная добыча на месторождении Dan Field началась в 1972 году, а к 1991 году Дания полностью обеспечивала себя нефтью. В 2004 году годовая добыча достигла пика, составив около 142 миллионов баррелей.

Интересно сравнить, насколько по-разному две страны отнеслись к неожиданно свалившейся на них нефтяной удаче. В Норвегии промышленная добыча началась с месторождения Ekofisk в 1971 году. В течение следующего десятилетия на норвежской части шельфа был открыт целый ряд новых месторождений, в том числе крупнейшие в мире Статфьорд, Усеберг, Гуллфакс и Тролль.

К 1972 году у Норвегии уже была собственная государственная нефтяная компания (получившая исключительно оригинальное название Statoil – Госнефть ) с законодательно закрепленной обязанностью быть мажоритарным партнером в любых нефтегазовых проектах в стране (позже это было изменено). Государство установило жесткий контроль над национализированным производством и создало фонд благосостояния, которым управляет с неизменной сдержанностью. Фонд не просто благополучно пережил глобальный экономический кризис – с 2008 года его ресурсы возросли на сумму, эквивалентную 30 000 фунтов в перерасчете на каждого совершеннолетнего норвежца.

Что же касается датского нефтяного месторождения, то оно стало безраздельной вотчиной одной-единственной компании – A. P. Moller-Maersk , которую вплоть до своей недавней кончины возглавлял Мерск Маккинни Меллер, сын ее основателя.

Как вышло, что все права на разработку датских углеводородов чуть ли не навечно отошли к A. P. Moller-Maersk, – дело довольно темное. Похоже, здесь не обошлось без серии сделок, заключенных под дымовой завесой прокуренных кабинетов. Сегодня компания Maersk значит для датской экономики столько (по некоторым оценкам, ее транспортные, нефтяные и торговые операции составляют более 10 процентов ВВП Дании), что вряд ли кто-то из политиков или журналистов захочет стать возмутителем царящего вокруг нее спокойствия.