Михаил Ходорковский - Постчеловечество

И это неведомое образует такую же рутину и обыденность, как известная вам до последней точки квартира или работа.

Привыкайте: чем больше вы знаете и умеете, тем с большим неизведанным и тем более внезапно вы обречены сталкиваться нос к носу в темном подъезде своей повседневности. Именно поэтому большинство мудрецов, не говоря уже о творцах, истово верит в бога: [79] Вера в бога, даже истовая, отнюдь не подразумевает терпимого отношения к церкви. Религиозность шире воцерковленности: бога принимает значительное количество людей, не приемлющих церковь за безнадежно мирские цели, которые та преследует, и за столь же мирские (мягко говоря) методы, которые она использует. Неразумно винить в этом церковь, за исключением совсем уж вопиющих случаев, так как она является не только духовным, но и общественным институтом. Соответственно, она вынуждена действовать не только в духовной, но и в остальных сферах общественной жизни, — в том числе и в тех, правила и требования которых прямо противоречат правилам и требованиям духовной жизни. Это тот самый случай, про который сказано: «Если ты не будешь заниматься политикой, политика займется тобой». Внутренне противоречивое положение церкви и его негативные последствия необходимо как учитывать, так и прощать, то есть понимать, что указанные последствия и даже пороки являются хотя и сглаживаемыми, но до конца не неискоренимыми иначе как вместе с самой церковью или иным институтом, выполняющим соответствующую (преимущественно компенсаторную) общественную функцию. В общем, как сказал один из великих российских адвокатов, защищая проштрафившегося священника: «Всю свою жизнь этот человек занимался тем, что прощал ваши грехи. Простите и вы ему — хотя бы один-единственны раз». бог для человека — это то самое неведомое, с которым он непосредственно соприкасается и которое непосредственно и повсеместно, хотя пока и непознаваемо, влияет на его жизнь.

Человечество меняется все больше, все быстрее и все по большему числу направлений. Человечество меняется, используя сам технический прогресс преимущественно как инструмент этих изменений, как костыль для все большей и большей — не только скорости изменений, но и, что принципиально важно, их вариативности.

Теория эволюции учит: рост числа вариаций является весьма убедительным признаком достаточно серьезных изменений уже в близком будущем. Романтики говорят о «предчувствии» видов изменения среды обитания и повышении им своей изменчивости ради повышения вероятности приспособления, классики указывают на реакцию вида на незаметные сторонним наблюдателям изменения окружающей среды, лишь позднее выходящие «на поверхность», статистики порой отмечают, что грядущие изменения сами в значительной степени становятся результатами повышения степени разнородности вида. Однако нас в данном случае интересует практический аспект этих умозаключений.

Повторим еще раз: рост числа направлений изменений вида предвещает качественный скачок развития,переход его в новую плоскость, новое измерение.

О каких же направлениях изменений человеческого вида может идти речь сейчас?

По степени увеличения скорости соответствующих видов изменений следует выделить прежде всего биологическую, социальную и технологическую эволюции, существующие бесспорно, а также эволюцию массового и индивидуального сознания, сам факт существования, которой требует если и не убедительного доказательства, то, во всяком случае, более тщательного, чем это возможно в рамках данной работы, описания и исследования.

Первый и наиболее, если можно так выразиться, «естественный» вид изменений человека — его биологическая эволюция, наиболее длительный и изученный (хотя и по-прежнему во многом оспариваемый) процесс. Вместе с тем почему-то принято считать, что с началом совершенствования орудий труда, то есть технологической эволюции, биологическая эволюция человека прекратилась.

Непростительная самонадеянность! — как будто простое выделение человека из остальной живой природы, вызванное появлением орудий труда, способно само по себе отменить или по крайней мере компенсировать воздействие на него значительно более глубоких и масштабных естественно-природных законов.

Да, действительно, с началом технологической эволюции эволюция биологическая неуклонно теряла свою значимость как фактор выживания человека в меняющейся внешней среде. Вместо того, чтобы медленно и мучительно менять себя, неосознанно приспосабливая свой биологический облик к внешним требованиям природы, человек начал значительно более осознанно и, соответственно, быстро менять саму эту природу, приспосабливая ее к своим потребностям при помощи все более мощных орудий труда. Однако это приспособление не носит и не может носить абсолютно полного характера. Поэтому влияние природы на человеческий вид по-прежнему остается причиной его эволюции, пусть даже и опосредованной осознанным вмешательством человека в состояние этой природы.

Биологическая эволюция человека продолжалась и продолжается — достаточно обратить внимание на изменение среднего роста, мышечной массы и телосложения людей разных эпох. Однако биологическая эволюция мало заметна для самого человека, так как сроки даже самых незначительных изменений, как правило, существенно превышают сроки его жизни. Как всякое естественное (то есть стихийное) изменение сложного биологического вида, она идет очень медленного.

С началом совершенствования орудий труда возникло человеческое общество, и эволюция человека получила качественно новые — технологическую и социальную — составляющие. Развитие технологий и подталкиваемое изменение общественных структур шло уже на порядок быстрее биологического, и потому последнее стало незаметным по сравнению с ним, как бы «ушло в тень».

Здесь мы впервые сталкиваемся с принципиально важным для рассмотрения развития эффектом «относительности времени». С точки зрения протяженности эволюции человека как биологического вида последние пять тысяч лет непрерывной письменной истории являются совершенно незначительным сроком. Для развития же технологий и социальных структур это подлинная вечность, за которую успевали возникнуть, разрушиться и воскреснуть — и нередко по нескольку раз — высокоразвитые цивилизации, претерпевавшие глубокую и разнообразную эволюцию.

Таким образом, на самом деле биологический прогресс не прекратился: мы не замечаем его потому, что, во-первых (и как отдельные люди, и как целые общества) живем недостаточно долго, и, во-вторых, наше внимание отвлекают более быстрые, более насущные и более серьезно влияющие на нас изменения первую очередь общественные.