Майкл Герр - Репортажи

Мы сидели в номере гостиницы «Континенталь», принадлежащем оператору Си-би-эс Кейту Кею. Было самое начало мая, вокруг города шли упорные бои, велось крупное наступление, всю неделю из зоны сражений приезжали знакомые и возвращались обратно. На противоположной стороне сновали по забранным решетками крылечкам пристройки к «Континенталю» индийцы-ростовщики в одном нижнем белье, уставшие после еще одного трудного дня купли-продажи денег. (Их прибежище у ресторана «Адмирал» именовалось «Индийским банком». Когда сайгонская полиция — «белые мышата» [12]— совершила на их лавку налет, то обнаружила там два миллиона «зелененьких» [13]). По улице шли грузовики и джипы, перемежаясь тысячами велосипедов, и быстрее стрекозы порхала на костылях девочка с засохшей ногой, предлагая прохожим сигареты. Ее детское лицо было таким красивым, что людям невыносимо было на нее смотреть. Визжали ее конкуренты — уличные мальчишки: «Деньги менять!», «Картинки с девочками!», «Кому сигаретки с травкой!» Шум и гомон неслись по всей улице Тудо, от собора к набережной. У поворота на Лелой показалась большая группа корреспондентов, вышедших с брифинга — стандартной ежедневной информационной комедии, файвоклонной чепухи, пятичасового трепа. Дойдя до угла, строй журналистов рассыпался, каждый пошел к себе передавать материал. Мы смотрели на них в окно: битый битому отмеряет час.

В комнату зашел поздороваться новый корреспондент, только что из Нью-Йорка, и с места в карьер засыпал Дейну вопросами, по большей части кретинскими: на сколько бьют различные минометы, каков радиус ракет, какова сравнительная дальнобойность автоматической винтовки «М-16» и автомата Калашникова, как разрываются снаряды, попадая в кроны деревьев, падая на сырую землю полей и на твердую почву. Лет ему под сорок, одет в пижонский костюм «для отдыха в джунглях», портные с улицы Тудо делают на этих костюмах состояния. Всяких карманов с молниями, клапанами и без на них столько, что можно тащить собой амуниции на целый взвод. На каждый отвеченный вопрос парень тут же задавал два новых. В общем-то, понятно: он на позиции еще и носа не совал, а Дейна почти что не вылезал оттуда. Того, что здесь услышишь, не прочитаешь нигде, знающий рассказывает незнающему; а новички вечно прибывают с вагонами вопросов, энергичные и жадные до впечатлений Так же когда-то отвечали на вопросы и тебе. Слава богу, если сейчас можешь хоть на какие-то из них ответить сам. Пусть даже объясняешь только, что на некоторые вопросы ответов нет совсем. Но этот парень расспрашивал не так, как другие, в его вопросах постепенно прорезалась истерика.

— Ох, наверное, возбуждает это все? Пари держу, что возбуждает!

— Ты даже не представляешь себе как,— ответил Дейна.

Вошел Тим Пейдж. Он провел весь день у моста Уай, снимая идущий там бой, и попал в волну «Си-Эс». Теперь он тер глаза, исходил слезами и матерился.

— О, вы англичанин,— сказал новичок.— Я только что оттуда. А что такое «Си-Эс»?

— Газ,— ответил Пейдж.— Всем газам газ. Хлебнешь — узнаешь.— И он притворился, что раздирает себе ногтями лицо — на самом деле он тер лицо кончиками пальцев, но все равно оставались красные полосы.

— Снимай теперь вслепую,— сказал Флинн и рассмеялся.

Не спросив ни у кого разрешения, Пейдж убрал с проигрывателя пластинку, которую мы слушали, и заменил пластинкой Джимми Хендрикса: долгая напряженная гитарная фраза заставила его вздрогнуть, как в экстазе, будто источник бешеной энергии подключился к нему откуда-то из-под ковра и она течет по спинному хребту прямо в размягченный мозг, возбуждая нервные центры наслаждения, заставляя его трясти головой так, что даже взлохматились волосы. «Испытал ли ты хоть раз?»

— А что выходит, когда попадает промеж ног? — спросил новичок так, будто это и был вопрос, который он все время хотел на самом деле задать. Казалось бы, какие можно нарушить приличия в нашем обществе? Ан нет — вопрос новичка ощутимо всех покоробил. Флинн завел глаза к потолку, будто следя за удаляющейся из поля зрения бабочкой. Пейдж оскорбленно фыркнул, но в то же время ему стало смешно. Дейна даже не шевельнулся, из его зрачков словно исходили мертвые лучи.

— Да как тебе сказать,— буркнул он.

Мы расхохотались. Не смеялся только Дейна. Он-то видел, что это такое, и просто объяснил новичку то, что видел. Что новичок спросил дальше, я не расслышал, зато ответ Дейны был слышен очень хорошо. Прервав новичка, Дейна сказал:

— По правде, я могу тебе дать только один по-настоящему полезный совет: вернись к себе в номер и поупряжняйся в битье головой об стенку.

Прекрасное зрелище, если увидеть его только однажды: вид на центр города в рассветный час из кабины самолета с высоты восьмисот футов. С этой высоты и в этот час видишь то, что видели люди сорок лет назад: азиатский Париж, жемчужину Востока, прямые, широкие обсаженные склонившимися над ними деревьями проспекты, переходящие в просторные, тщательно спланированные парки, мягко укутанные дымком миллиона очагов, на которых стряпался утренний рис. Камфарный дымок подымался вверх, растекаясь над Сайгоном и сияющими прожилками реки, и становилось так тепло, будто возвращались лучшие времена.

Игра воображения. В том-то и беда с вертолетами, что ведь когда-нибудь приходится приземляться на конкретную улицу в конкретный миг. А уж если там, внизу, нашел жемчужину, то и храни ее в себе.

К половине восьмого город обезумевал от велосипедов, воздух становился не просто как в Лос-Анджелесе, а как в Лос-Анджелесе при аварии канализации. Просыпалась после ночи изощренная городская война внутри войны, война с относительно легкими потерями, но с обостренными проявлениями отчаяния, злобной ненависти и бессильного, травящего душу отвращения. Тысячи вьетнамцев, образующих основание пирамиды, которой не простоять и пяти лет, кормящиеся ею хапуги, давящиеся от жадности. Командировочные американцы, преисполненные ненависти к вьетнамцам и страхом перед ними. Тысячи американцев, вопящих унылым хором в своих служебных кабинетах: «Этих людей ни черта не заставишь делать». А остальные — ихние, наши, те, кто не хотел участвовать в этой игре, кого от нее тошнит. В декабре того года министерство труда Южного Вьетнама объявило, что проблема беженцев решена, что всем «беженцам найдено место в хозяйственной жизни страны». Однако складывалось впечатление, что по большей части беженцы нашли себе место в самых темных городских закоулках, на помойках и под машинами, оставленными на автостоянках. В картонных ящиках из-под холодильников и кондиционеров находили приют по десятеро детей сразу. Большинство американцев, да и многие вьетнамцы переходили на другую сторону улицы, чтобы миновать помойки, на которых кормились целые семьи. И все это еще за много месяцев до начала знаменитого наступления «Тэт» [14]— поток беженцев просто затопил Сайгон. Как я слышал, в южновьетнамском министерстве труда на каждого сотрудника-вьетнамца приходилось до девяти советников-американцев.