Газета Завтра - Газета Завтра 189 (28 1997)

Думаете, догадывался о будущей судьбе Леонида Бородина? Сколько потом отвернулось от него, со сколькими судьба развела? Сколько обид и даже упреков раздавалось в его адрес от опекаемых им русских интеллигентов? Но я, скорее, отнесу в адрес Ильи Глазунова финальные слова из книги “Последняя ступень” Владимира Солоухина: “Не он ли промыл тебе мозги и разморозил анестезированные участки сознания?.. Ты стал живым человеком. У тебя бьется пульс. В тебе струится русская кровь. Ты видишь вещи такими, какие они есть на самом деле. Он оживил тебя. Вместо послушного, нерассуждающего… робота ты превратился в личность. Сложна и трудна будет теперь твоя жизнь. Но как бы она ни была сложна и трудна, ты должен благодарить человека, сделавшего тебя живым и зрячим…”

В Илье Глазунове изначально заложен был мощный заряд русского проповедничества. Он готов был учить и воспитывать всех, даже самых безнадежных русских интеллигентов. При мне он старался в чем-то переубедить, обратить в свою веру Эдуарда Лимонова, когда он в первый раз прилетел из Парижа. До глубокой ночи мы проговорили в мастерской у Глазунова. Перевоспитание не состоялось, скорее, я увидел две в чем-то близкие по характеру, по неприкаянности, по победительности фигуры. Жаль, не записал тот ночной диалог на диктофон…

Я уверен, книга “Распятая Россия” написана благодаря неприкаянности и проповедничеству Ильи Глазунова. Это как “Архипелаг ГУЛАГ”, который собирал годами сначала в лагерях, а потом в поездках по России Александр Солженицын, может быть, еще не зная, зачем он это делает. Еще одна проповедническая натура.

Не спешите упрекать меня за сравнение таких полярных писателей. Разные они, совершенно разные. Впрочем, все личности, все яркие самобытные натуры в России — разные. Но тип-то один — неуемный, неистребимый.

А сравнения все мне нужны для разгадки книги “Распятая Россия”.

Я ничего не имею против хороших, добротных, слегка самовлюбленных мемуаров. В конце концов мемуары пишут, как правило, люди, которые заслужили на это право. Уверен, мемуары художника Ильи Глазунова были бы многим интересны.

Всегда популярны книги разоблачений, такие, как у Валентина Катаева и у Юрия Нагибина. Думаю, что у Ильи Глазунова хватило бы суперматериалов для подобной книги разоблачений, такая книга бы стала мировым бестселлером, продавалась бы рядом с Сальвадором Дали.

Неприкаянная душа Ильи Глазунова требовала совсем другого. И потому, как бы ни прискорбно было слышать автору, на мировой бестселлер она никогда не потянет. Не та, не так и не о том. Семена русскости, которые десятилетиями разбрасывал Илья Глазунов по нашей денационализированной почве, взошли иногда в самых неожиданных местах. Я уверен, что и в русскости нынешних наших коммунистов, в русскости Виктора Анпилова, в национал-большевизме Эдуарда Лимонова, в государственном национализме Геннадия Зюганова тоже есть плоды просвещения Ильи Глазунова, как бы ни отрицали это и сам Глазунов, и нынешние оппозиционеры. Сколько раз было в самых неожиданных патриотических компаниях, наругавшись вволю Илью Глазунова, ругатели признавали — но дело он, конечно, сделал огромное.

В конце концов, уже начав печатать книгу “Распятая Россия” в журнале “Наш современник” и получая пачки недоуменных писем от обывателей, желающих побольше личного и мемуарного, Илья Глазунов сам вынужден был дать разгадку своей книге, вынужден был сам разобраться — зачем ему нужна эта книга?

“Я хотел бы объяснить читателю, почему в моей книге, столь личной и откровенной, так много исторических материалов, основанных на трудах забытых или замалчиваемых историков России. Во-первых, сегодня делается все, чтобы после ночи марксистско-ленинской историографии лишить нас не только исторической памяти, но более того, воспитать в русских сознание национальной неполноценности, когда нам вроде бы ничего другого не остается, как стесняться проклятого прошлого и проклятого настоящего… Во-вторых, у нас до сих пор нет настоящих учебников русской истории… И все те же “благодетели”, в свое время организовавшие “великую русскую революцию”, пытаются всеми силами пресекать всякую возможность возрождения религиозных, экономических и культурных основ нашего исторического бытия. Небезызвестный Сорос, метастазы “культурного фонда” которого раскинуты по многим странам мира, очевидно, как и многие “спонсоры” новой России, видит самую страшную угрозу для западного мира в возрождении русского национального начала… Я понимаю, что для многих, может быть, было бы гораздо интереснее прочесть, как, например, я писал портреты королей и кинозвезд, заглянуть в “замочную скважину” моей личной жизни. Но, думаю, все-таки важнее понять, как в борьбе и неустанном познании вырастала и крепла моя бесконечная любовь к России… Знакомя читателя с обширными конспектами и записями моих исторических изысканий, я ввожу его в “святая святых” моего внутреннего мира, в ту келью души, где зреют многие мои работы… С туманной юности по сей день в моей мастерской, когда я работаю, звучит музыка, которая дает мне великую силу, помогает сосредоточить творческую волю и энергию. Такую же роль в моей жизни играют труды историков и философов России. Они формируют мой внутренний мир, становятся самыми сокровенными страницами жизни художника и гражданина.”

Это то ли проклятие, то ли благословение Руси. Никакой истинный художник, писатель, музыкант, скульптор не может погрузиться в чистую пластику своего творчества. Сами же заявляют: “Красота спасет мир”. Но сами же не в состоянии удержаться в границах чистой красоты, чистого творчества. И в противостоянии друг другу — Достоевский и Толстой, Чехов и Горький, Маяковский и Есенин, Шолохов и Солженицын — они творят свой гражданский подвиг, отодвигая в сторону свои художественные замыслы. Георгий Свиридов не может быть только композитором, Валентин Распутин не может быть только писателем, Илья Глазунов не может быть только художником.

Книга “Распятая Россия” — это его путь к себе, но это и путь для других. Это взгляд на национальную Россию.

Пожалуй, из наиболее личного в книге не воспоминания о годах учения в Академии художеств у Иогансона, не история первой нашумевшей выставки в дни фестиваля молодежи и студентов, не пронзительная правда о ленинградской блокаде, не рассказ о знаменитом клубе “Родина”, с которого и началось возрождение национально-патриотического движения в России, а обширное исследование своей родословной, семейств Флугов, Григорьевых и Бенуа. Здесь мыслитель Глазунов, историк Глазунов, полемист Глазунов уступают место отечествоведу Глазунову. О борьбе художника, о его травле, о его исторических взглядах читать интересно. Его главы о Достоевском и Пушкине найдут самого широкого и внимательного, благодарного читателя. Его размышления о Петербурге, о хазарском государстве, о монгольском нашествии вызовут восторг одних и проклятия других. Но кому нужны записки о семействе Флугов, обширные письма семейства Бенуа, дневники генерала Григорьева?