Валентин Распутин - У нас остается Россия

Преподобный Антоний Великий, один из отцов христианской Церкви, еще из IV века разглядел: «Будет время, когда скажут: ты безумствуешь, потому что не хочешь принимать участие в общем безумии. Но мы заставим тебя быть как все». Великий Феллини в своей «Исповеди» незадолго до кончины признал, что кино участвует в развращении нравов, но боится протестовать - чтобы не показаться непрогрессивным. Между предсказанием Антония Великого и признанием Феллини была дистанция в шестнадцать веков, но самое предсказание свершилось в очень короткие сроки, примерно в те же 30-40 последних лет, когда были хищнически выгребены миллионолетние накопления минеральных богатств и будущее оказалось перед фактом или закрытия, или существования в каких-то жалких формах.

В этот срок ускорение жизни достигло огромных, небывалых оборотов, пространство и время ужались, полюса сместились, и холодом повеяло там, где царило тепло. Люди с благодатного Юга побежали на Север, появилось множество москитных религий, охотящихся за человеческой душой, накопление оружия превзошло все разумные пределы, вода и пища оказались отравленными, и черная быль «мирного» атома, как начальная глава Апокалипсиса, зазвучала над планетой. В эту же пору в парламенты стали избираться красотки из эротических журналов, очаровательные принцессы, запутавшиеся в добродетелях, в едином восторженном порыве обобществлялись разноплеменным человечеством до святости Богоматери, президенты, чтобы заглушить парламентские разбирательства их сексуальных похождений, отдавали приказы бомбить государства на другом краю света. Мир сходил с ума, и человеку, занятому рутинной, но и занимательной жизнью, не было до этого дела. Правда, в этот же срок был создан Римский клуб под председательством одного из лучших джентльменов мира Альберто Печчеи и в составе честных ученых; они имели мужество говорить правду о подступающем будущем, ограбленном и оскверненном. На недолгое время их услышали, затаили дыхание от испуга, как это было позднее и при взрыве Чернобыля, но солнце продолжало светить, продираясь сквозь черноту туч, и бодрая припрыжка вперед была восстановлена.

Но в этот же срок были явлены знаки нового и загадочного сопротивления - словно включился разумный механизм предупреждения опасности, действующий вне человека и вопреки ему. Человек объявил техническую революцию и получил в ответ войну в виде крупномасштабных технологических аварий, взрывами накрывающих Землю то в одном ее месте, то в другом. Технические проекты изгоняют человека с мест его обитания, лишают работы и, все более совершенствуясь, полностью подчиняют его себе, вмешиваются в его разум и волю. Человек получил, кроме того, войну против себя природы, с которой обходился воистину варварски. Небо и земля восстали: в небе появились обжигающие озоновые дыры, земля отвечает разрушительными землетрясениями на местах социальных и межэтнических потрясений, мечет засухи и наводнения, тайфуны и обвалы, на глазах происходит изменение климата, грозя изменением температурных зон и растоплением вечных льдов. Сексуальная революция, которую нельзя объяснить благочестивым порывом человечества, принесла сексуальную войну в виде извращений, импотенции, неспособности к воспроизводству в некоторых странах, а грознее всего - в образе беспощадного мстителя под именем СПИД. Число обреченных от СПИДа сейчас около миллиона, и болезнь эта продолжает разить со 100-процентным успехом. Переход к очередной революции - к генной, вмешательство в святая святых человеческой природы несомненно чреваты непредсказуемыми последствиями, но, по обыкновению, никого остановить не могут.

Деятельность Римского клуба не могла иметь значительного успеха не потому, что не хватало для этого усилий. Их хватало. Это был единственно серьезный и доказательный протест лучших умов против всепожирающего монстра цивилизации, против практики убийственного и неконтролируемого экономического ускорения. Но всякая материальная деятельность имеет нравственные корни.

Нравственное - изначальное обоснование поступка. Наполеон мог пускаться в безнравственные походы и с легкостью расплачиваться, как разменной монетой, сотнями тысяч жизней, но в мире существовала властная неопровержимость морального примата, и Наполеон возвращался к разбитому корыту. Так было и позднее. «Позволено - не позволено» - решалось моралью, а ее радужными и легкокрылыми волнами разносила по свету культура. К конце 60-х годов, когда впервые собрался Римский клуб, уже многое из недозволенности перешло в дозволенность, и культура принялась сорить своими нравственными обязанностями, но еще с оглядкой - примут, не примут... Лучшие художественные авторитеты и властители сердец не собрались тогда в организацию, подобную Римскому клубу, и не предупредили о последствиях развращения искусства. Тогда, надо полагать, было еще не поздно. Флирт искусства со злом ни для кого не был тайной, но почему-то считалось за дурной тон замечать дурное. Это можно сравнить с тем, как если бы в благородное общество, собравшееся для сбора пожертвований на святое дело, вдруг затесался неведомо откуда отвратительный тип, ведущий себя развязно и не скрывающий, что он намерен присвоить себе пожертвования совсем для иного дела. Все видят его, все про себя возмущаются, но делают вид, что ничего не происходит, глядят мимо этого нахала и говорят о другом. Мы почти беспрекословно сдали культуру злу. Из грации, вечно молодой и возвышенной, соприкосновение с которой облагораживало человека, культура сделалась крикливой и развратной особой, последняя утонченность вкуса которой обратилась в изящество греха. Великий нравственный и эстетический запас, заложенный в нее на протяжении многих столетий, заложенный в том числе и нами, она обращает сегодня в яд и уже не церемонится ни с чем. У нее до сих пор звучное и красивое имя, ей продолжают доверять, впускать в души и... отравляться.

И только небольшими островками, сложенными из элитарных пород, остается еще искусство в малоповрежденном виде. На них мы и предпочитаем проживать. Предпочитая не думать о своей вине в свершающемся в целом там, за пределами наших мастерских, неприятном преображении муз, которым мы служим.

И если бы призвали нас на суд по закону высшей и непререкаемой воли, нам можно было бы предъявить обвинения по следующим пунктам.

1. Уклонение от обязанностей художника служить гармонии жизни в ее неизвращенных и ясных формах.

2. Стяжательство наград и славы посредством уступок пороку и развлекательству, корыстное сводничество, умышленное вредительство таланта, этого дара Всевышнего, не относящегося к личной собственности.