Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6596 ( № 17-18 2017)

До рассвета 9 Мая ветеран проснулся с утра.

Внук спросил: «Ты куда, дед, собрался?» –

Мне на встречу с друзьями пора…

– Посмотри, дед, парад по телику,

в выходной дай поспать, старик.

Отоспимся, поедем на дачу,

всей семьёй устроим пикник.

Внуку дед ничего не ответил,

ордена пристегнул на пиджак,

Взял цветы и достал из серванта

аккуратно свёрнутый флаг.

– Мне друзьям поклониться нужно,

положить на могилу цветы,

Рассказать, что ценой их жизни

выжил я, твой отец и ты.

– Вижу спорить с тобой бесполезно, –

парень деду рукой махнул. –

Дверь захлопни, придёшь –

расскажешь, – повернулся к стене и уснул…

Два квартала дорогой привычной

прошагал ветеран, чуть дыша,

На скамейку присел сил набраться,

флаг достал, развернул не спеша…

Вспомнил, как майским днём

в сорок пятом штурмовал он

с друзьями Рейхстаг,

И свою боевую задачу:

«Водрузить на куполе флаг!»

Как его боевой товарищ, тот,

что с ним до Берлина дошёл,

Вдруг упал в двух шагах от Победы,

был шальною пулей сражён.

Прошептал: «Умирать обидно,

ты скупые слёзы утри,

Жизнь я отдал не зря,

над Рейхстагом

реет красное знамя, смотри…

А полотнище, пулей пробитое,

детям, внукам вели сохранять,

Чтоб страна, фашизм победившая,

могла жить и в веках процветать».

Встал старик, вдруг четыре парня

преградили на площадь путь:

«Убери свою красную тряпку,

про Советский Союз позабудь!»

Флаг хотели отнять у деда.

Только он на скамейку вскочил,

С криком: «Врёшь – не возьмёшь,

нацисты!» – алый флаг на ветру

распустил.

Ветераны стеной обступили старика,

сжимавшего стяг,

От летящих камней защитили,

от безумства вспыхнувших драк.

Подбежали омоновцы цепью,

молодцов запихали в фургон.

Ветеран сидел на скамейке,

и, казалось,

что дремлет он.

На лице застыло спокойствие…

Его встретил погибший друг.

И великое Знамя Победы всё ж

не выпустил воин из рук.

А приехавший врач со скорой

констатировал скупо: «Инфаркт.

Жаль нельзя записать в документах:

«Принял бой и погиб за флаг».

Наталья Труфанова,

Москва

У реки

Полной грудью дышала листва,

Нависая над лоном реки.

Очень хочется пить, да нельзя:

Тут же ветер подхватит шаги,

Разнесёт их на тысячу вёрст,

Он предатель – ему всё с руки.

Серебрился размашистый плёс,

Шли трёхсотые сутки войны.

Триста дней ты не видел свой дом –

Он всё так же стоит у реки,

Твоя мать накрывает на стол,

По привычке, опять на двоих.

Ей сказали, что сын не придёт,

Он остался лежать у реки

Под раскидистой сенью берёз

На трёхсотые сутки войны.

Ей сказали, но что ей слова?

Кто словам доверяет всерьёз?

Полной грудью дышала листва.

Серебрился размашистый плёс...

Зачем им жить?Выпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Проблема

Тулушева Елена

Теги:общество , подросток

Юля

А я хочу так страстно жить, веровать, чувствовать!..

Я ведь умру, умру, а так хочется жить, уехать, жить, жить!

Дневник ленинградского подростка-блокадника Юры Рябинкина

Дети Великой Отечественной – что видели они до 1941 года? Успели ли запечатлеть в памяти те самые мимолётные мгновения детского счастья, которые греют потом нас всю жизнь? Да что там – сохранить в памяти, довелось ли этим ребятам хотя бы испытать их? Что успела им дать жизнь до войны, чтобы они запомнили, ради чего им стоит бороться? Откуда-то в них было это отчаянное желание – выжить, несмотря ни на что. Блокадный Ленинград. До нас долетели лишь обрывки хроник, отголоски рассказов, страшные чёрно-белые кадры умирающих прямо на улице людей... Потомки хранят эти свидетельства, создают по ним новые фильмы, ставят спектакли, стараясь отдать дань тому подвигу, причины которого останутся для нас тайной. А может, у подвига и не должно быть причин, его просто совершают, не успевая задуматься.

2014-й. Юле пятнадцать лет. Для чего жить – она не знает. О таких, как она, говорят много похожих фраз: «заелись... бессовестные... горя не хлебнули – вот и не ценят ничего...». Она слышала это много раз. Возможно, раньше ей было обидно и хотелось заплакать. Сейчас ей всё равно – бессмысленно отвечать. Юлиной маме тридцать пять. Она наркоманка. Уже четырнадцать лет. Юле повезло: в отличие от младших Коли и Насти, её саму мама успела родить до того, как начала колоться. Коле восемь, а Насте четыре. Юля не знает, любит ли она их. Она вообще не знает, любит ли она, умеет ли любить – это для нее какое-то странное чужое слово из сказок. Папа у Юли тоже есть. Вроде как даже полная семья получается, когда папа бывает с ними в перерывах между сроками в тюрьме.

Когда Юля была маленькая, она играла с мамиными шприцами в больницу. Потом домой стали часто приходить из милиции. Она знала, что это плохо: в фильмах и передачах милиция приходила, когда делали что-то плохое. Маме было всё равно, а бабушка начинала бегать по дому и убирать все мамины «лекарства». Когда Юле было пять, маму лишили родительских прав. Милиция решила оградить ребёнка от матери-наркоманки. И Юлю отдали под опеку... её бабушке. Об этом Юля узнала случайно уже лет в двенадцать, потому что в её жизни с решением чиновников ничего не изменилось: она осталась жить в той же квартире с мамой-наркоманкой и бабушкой, вырастившей наркоманку.

Наркоманами не рождаются. Как правило, ими не становятся по принуждению. Ими вырастают: из бесконечных скандалов и ссор, из обвинений и сравнений со всеми, кто лучше, из унижений от близких, из конфликтов старших, из оскорблений и физических наказаний, из безразличия родных. Ими вырастают медленно, на виду у многих: родственников, соседей, учителей.

Умирают тоже часто на виду, тоже медленно, долго. Юлина тетя не хотела долго: она умерла быстро, одним шагом – из окна. Юля видела этот шаг. Бабушка много лет потом плакала и приговаривала, что Юля её последняя надежда. Теперь у бабушки есть ещё Коля и Настя. Они, может, и не хотели пробовать наркотики, но мама не спрашивала их во время беременности. Ей было плохо, и ей нужно было «лекарство». Юля всё это видела и теперь рассказывает с безразличием. И оно не показное, не надуманное. Возможно, на эмоции у неё просто не осталось сил. Все ушли на детские переживания, когда мама по несколько дней не появлялась дома, а бабушка то плакала, то кричала на Юлю по любому поводу. Ей было обидно: плохо вела себя мама, а ругалась бабушка на Юлю. Но она молчала, потому что боялась, что если бабушка будет ругаться на маму, та снова уйдёт и больше не вернётся.