Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6595 ( № 16 2017)

Авторский проект французского фотографа, осуществляемый при поддержке Департамента культуры Москвы, представляет собой фотовыставку из 33 работ, рассказывающих о московских публичных библиотеках. Художник представил на них библиотеку в качестве интеллектуально-культурного пространства. На его фотографиях не просто интерьеры и стеллажи с книгами, а лица людей, соприкасающихся с миром книги.

Как сообщили агентству городских новостей «Москва» в дирекции по развитию культурных центров, для главной афиши Аракелян выбрал лицо мечтательной девочки с книгой Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц». Её он и отправляет в путешествие по московским библиотекам, которые предстают перед зрителем глазами ребёнка. В каждой из них она находит что-то важное для своего духовного становления, приобщается к истокам отечественной и мировой литературы, музыкальной культуры. Фотограф показывает то, что изумило его больше всего: не столько редкие книги, которые удалось увидеть и подержать в руках, но в первую очередь людей и живое человеческое общение.

Свистун ХолопьевОтрывок из романа

Литература / Портфель ЛГ / Проза

Никитин Юрий

Теги:Современная проза

Читателям «ЛГ» хорошо знакома публицистика Юрия Никитина, писателя из Астрахани, а сегодня на страницах газеты он впервые предстаёт как автор художественного произведения.

Этот роман, ещё не придя к широкому читателю, уже обрёл своих ценителей. Отправленный в виде рукописи на Лондонский литературный конкурс, он сразу вошёл в лонг-лист, получив высокую оценку у критиков. Тема романа совсем не оригинальна, но актуальна во все времена: художник и власть. На переднем плане повествования – мастер художественного свиста Пётр Евграфьевич Холопьев, тихий, интеллигентный человек, волею судеб обретший покровителя и поклонника в лице всемогущего сановника по имени товарищ Ивс. Серьёзный анализ произведения ещё впереди, но уже теперь ясно одно: автор, предоставляя нам возможность самим определить, во благо или во вред идёт творцу близость к «сильным мира сего», концентрирует внимание на психологии этих отношений, исследуя внутренний мир героев и те изменения, которые происходят с ними в результате такого союза…

Товарищ Ивс, открывая утром глаза, иногда удивлялся этой мудрёной механике, работавшей без сбоев. В детстве, помнится, именно этого он и страшился: что вот заснёт, да и не проснётся. Впрочем, вспоминать детство товарищ Ивс не любил. Ему даже странным казалось, что он когда-то мог ходить в коротких штанах с помочами, гонять по улицам собак и получать подзатыльники от взрослых. Порой, по необходимости, приходилось напрягать память, чтобы припомнить какой-нибудь эпизод, и, даже если он припоминался, в нём было всё что угодно и кто угодно, кроме самого товарища Ивса, изображение которого будто стёрли гигантским ластиком. Была ещё надежда на тех, кто окружал товарища Ивса в молодые годы, но поиск их, проведённый представительно и оперативно Фрейлисом Ивановичем, дал ужасающий результат. Как доложил товарищу Ивсу Фрейлис Иванович, сотрясаемый внутренней дрожью, все окруженцы к моменту поиска, а то и во время его скончались, хотя среди них было много не совсем старых людей. Товарищ Ивс после доклада долго смотрел в какую-то точку на стене. Фрейлис Иванович хотел уж было кликнуть врача, но тут товарищ Ивс очнулся и сказал мягко и протяжно, будто выспался славно, пока точку на стене разглядывал:

– Спасибо, Фрейлис Иванович, за горькую правду.

Этого Фрейлис Иванович никак не ожидал и потому ушёл от товарища Ивса приметно довольным, что случалось крайне редко. Действительно, для удовольствия у Фрейлиса Ивановича причин было немного. Как-то по осени сам не свой прибежал к нему Шимпанзин и, запинаясь, рассказал о том, что допрашиваемые в качестве знавших когда-то товарища Ивса люди в количестве двух человек несут непотребную ересь и на все уговоры получше вспомнить тот или иной эпизод отвечают высокомерным отказом.

– И какую же непотребную ересь они несут? – устало спросил Фрейлис Иванович, специально оторвав взгляд от важных бумаг, лежавших перед ним на столе.

– Брешут, будто в детстве товарищ Ивс был ростом с маленького ребёнка и букву «эр» не выговаривал, – насупившись, точно в обиду за товарища Ивса, ответил Шимпанзин.

– Ещё что? – тоже озаботившись, спросил Фрейлис Иванович.

– Что в банях подглядывал и ябедничал...

– Чушь какая-то, – сказал Фрейлис Иванович.

– Да кабы только чушь, а то и чего почище, – заважничал Шимпанзин, но тотчас был остановлен строгим взглядом хозяина кабинета.

Фрейлис Иванович и впрямь не любил иносказаний.

– Ты, Роман Яковлевич, научился бы иногда собеседника слушать, – начал он издалека. – Я как сказал давеча: чушь какая-­то. Не простая чушь, а именно какая-то. А уж какая она какая-­то: собачья, или кошачья, или зловредно враждебная – это отдельно выяснять придётся. А ты всё с налёта норовишь, да эзоповым языком притом пользуешься, не понимая, что эзопов язык не для тебя писан. Приведи ко мне этих грамотеев.

Вопреки ожиданиям, упрямцы оказались тихими, малограмотными людьми, чья речь преимущественно состояла из пауз и мата. Фрейлис Иванович, будучи и сам порой невоздержанным в словах, и то через пару минут смутился и сделал докладчикам выговор, благодаря которому лишь увеличилось количество и продолжительность пауз.

– Убрать! – вскричал он, едва за сенеками затворилась дверь. – Убрать, убрать к чёртовой матери! Роман Яковлевич, голубчик, да как же вы разобрали что-то в этом чушатнике? Ну, там про маленького мальчика, букву «эр», баню...

– Так я ж их трое суток не кормил, – признался Шимпанзин. – Они говорили, я записывал, думал, сопоставлял. Кой о чём сам догадался.

– Это о чём же? – спросил настороженно Фрейлис Иванович.

– О бане, – смущённо ответил Шимпанзин. – В детстве все в банях подглядывали.

Прежде чем выступить с ответным словом, Фрейлис Иванович сделал паузу... Товарищ Ивс, поблагодарив Фрейлиса Ивановича за горькую правду, долго ещё потом не мог примириться с потерей тех, кого когда-то знал, но уже не помнил. Фрейлис Иванович и Шимпанзин, помогавшие ему скорбеть об утрате, иногда чудесным образом вспоминали чьи-то прощальные слова. Начинал обычно Фрейлис Иванович.

– Пятеро утверждали, что вы человека как-то спасли, – говорил он, злясь на себя за неловкость в выборе количественного состава утверждавших.

– И к тому же не одного! – подхватывал Шимпанзин.

– По-вашему, я должен помнить об этом всю жизнь? – неожиданно расходился товарищ Ивс. – Неужели совсем никого не осталось, кто видел, к примеру, как я кого-то спасал?