Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Уж с ней-то Гитлер никогда и никак воевать не собирался. Он обожал Англию, преклонялся перед англичанами, считая их не только братьями по расе, в отличие от славян, но и образцовыми европеоидами. Он вырос на расовых теориях английского естествоиспытателя Хьюстона Чемберлена (не путать с премьером-однофамильцем) и, в свою очередь, вырастил сотни тысяч своих единомышленников и поклонников в Великобритании. В своей откровенной и искренней книге, ставшей путеводителем для всей Германии, Гитлер делился мечтами о том, как Германия разделит огромные пространства России – с Англией и Японией, которых он ставил наравне с фашистской Италией.

С одной стороны, Гитлер не хотел воевать с Англией, с другой – был абсолютно уверен, что Англия сама не осмелится начать войну, будучи совершенно к ней не готова. И, между прочим, Англия тоже с самого начала не хотела воевать с Германией и удерживалась от любых резких шагов в течение долгих лет, демонстративно проводя «политику умиротворения», ярче всего проявившуюся в Мюнхене в 1938 году. Миролюбие Англии совершенно понятно: на случай боевых действий она могла предоставить сразу лишь две дивизии, а погодя – еще пять (катастрофа под Дюнкерком в 1940 году обнаружила, чего стоили английские дивизии в деле) [43].

Кстати, континентальная Франция, которая могла выставить целых 130 дивизий, еще больше не хотела воевать, чем островная Англия. Тоже понятно: ведь основной удар врага пришлось бы вынести ей, и кто знает, чем бы все это кончилось. (Практика показала: кончилось всего за сорок дней страшным разгромом и оккупацией Франции при трусливом предательстве Англией общего дела, то есть опасения были справедливы, силы Франции были слабы на деле, и лезть в войну ей явно не следовало [44].)

За одиннадцать месяцев, прошедших после раздела Чехословакии, у Англии и Франции причин и оснований воевать с Германией стало не больше, а гораздо меньше. Германия за год замечательно окрепла, усилилась, чего никак не скажешь о союзниках, потерявших, между прочим, мощную линию укреплений в Судетах и 35 хорошо обученных чешских дивизий. Гитлер был прекрасно осведомлен о слабых англо-французских военных возможностях, которые гарантировали ему мир и спокойствие с Запада.

Неудивительно, что 3 сентября внезапное решительное объявление Англией войны, в ответ на вторжение немцев в Польшу, выбило Гитлера из колеи, ошеломило. Он до последнего свято верил, что этого никогда не произойдет, он был убежден, что это никому не нужно ни в Англии, ни в Германии, что это невозможно, нелогично, немыслимо, безумно. Он жаждал и ждал дружеского и равноправного союза с Англией, а вовсе не войны, и прямо не раз выражал это. Тихий, бледный, задумчивый, он сказал своему верному Гессу в тот день: «Все мое дело рушится».

Вскоре верный Гесс был уполномочен выполнить весьма щекотливую миссию. В мае 1941 года, когда Франция была уже захвачена гитлеровцами, Англия, испытавшая год назад тотальный разгром под Дюнкерком, переживала теперь ежедневные бомбежки Лондона, а Германия была в угаре подготовки нападения на СССР, Гитлер тайно отправил старого товарища в туманный Альбион. Отправил на одноместном «Мессершмитте» как бы в частном порядке – официально войну двух стран никто ведь не отменял, – чтобы в доверительной беседе вначале с лордом Дугласом Гамильтоном (камердинером королевской семьи, с которым Гесс познакомился в 1936 году на Олимпийских играх), а затем и лично с королем изложить гитлеровский план полюбовного мира и последующей, как то и планировалось в «Майн Кампф», совместной войны против СССР. Король же, согласно этому плану, должен был склонить к согласию парламент [45].

Но… Рудольф Гесс попал в плен, не найдя нужный аэродром.

Черчилль был заинтересован в том, чтобы истинные цели этого визита как можно дольше оставались в тайне, ибо совершенно не хотел скорого, достойного и почетного окончания войны даже со всеми последующими выгодами от раздела СССР. Не для того он годами не только добивался от Англии войны с Гитлером, но и вел большую работу по вовлечению в эту войну США. Ему, по определенной причине, было жизненно важно продолжать ее до конца во что бы то ни стало. Он не мог допустить, чтобы «партия мира», усиливавшаяся по мере военных неудач, взяла над ним верх в Британии. Поэтому многое, что связано с визитом Гесса, было засекречено правительством Черчилля (и его преемниками) на долгие десятилетия, а сам Гесс был убит английскими секретными агентами в тюрьме Шпандау в возрасте 93 лет.

Несмотря на то, что война с Германией, развязанная Англией, была в разгаре, Гитлер вел ее максимально мягко, «по-джентльменски». К такому «врагу поневоле», как расово близкие англичане, Гитлер относился – не найду другого слова – любовно. Исключительно этим объясняется его величайшая военная ошибка, когда после чудовищного разгрома союзных англо-французских войск при Дюнкерке (май 1940-го) тремстам с лишним тысячам английских солдат и офицеров была предоставлена возможность, побросав военную технику, эвакуироваться восвояси через Ла-Манш живыми и невредимыми. Издав свой знаменитый «стоп-приказ», остановивший победоносные немецкие танки, Гитлер не довершил разгром англичан ликвидацией живой силы и даже не стал брать их в плен, хотя имел все возможности для этого. Он не добил, не уничтожил врага вопреки военному опыту тысячелетий. Просто разоружил – и отпустил подобру-поздорову. Это очень дорого обошлось впоследствии Германии, ведь англичане лишь ожесточились, не оценив такого джентльменства и проявления расовой арийской солидарности. (Которая не менее ярко выявляется также при сравнении тех условий, в которых жили пленные англичане – и пленные поляки, русские, украинцы, белорусы.) Они не простили Гитлеру подобного демонстративного унижения…

Гитлер также не довел до конца свой план завоевания Англии путем высадки десанта (операция «Морской лев», июль 1940-го), хотя его подводный флот и авиация вполне могли перекрыть ради этой цели Ла-Манш, отрезать остров от материка. А там и раздавить остатки британской военной машины – почти сразу же после катастрофы Дюнкерка, пока американцы еще не компенсировали англичанам потерю почти всей военной техники. Но Гитлер, легкомысленно бросив в своем тылу раздавленную, но недодавленную Британию, решил осуществить мечту всей жизни – теперь или никогда! И кинулся с целью блиц-крига на СССР. И проиграл войну, свою судьбу и будущее своей страны.

В конечном счете война закончилась поражением Германии, не выдержавшей войны на два фронта. Но предвидеть в 1939 году такой счастливый для себя результат Англия, бросившая вызов Третьему рейху, конечно, никак не могла. Напротив, его ничто не предвещало, объективный прогноз мог быть только пессимистичным. Это понимали все трезвые и ответственные политики, руководители Англии и Франции – Чемберлен и Даладье – в первую очередь. Политика «умиротворения», долгое время проводившаяся ими в отношении Гитлера и Германии, была столь же мудрой, сколь и вынужденной: они не обольщались насчет своих возможностей и справедливо боялись и не хотели ввергать свои народы в пучину неизбежных поражений, бед и страданий. Они не хотели мировой войны. Да к тому же: кому другому, а этим-то странам Германия не угрожала, несмотря даже на старинные счеты немцев с французами [46]…