Александр Никонов - За фасадом империи

Знаете, мне в свое время очень повезло — довелось общаться с лауреатом Нобелевской премии, одним из отцов водородной бомбы Виталием Гинзбургом. Водородная и атомная бомбы — это ведь то, чем вы так гордитесь, уважаемые сталинофилы, не правда ли?..

Думаю, сейчас самое время дать слово титану и с его помощью напомнить о том, что приходилось преодолевать науке со стороны государства. Да, бомбу ученые создали. Но вся хваленая опека науки со стороны власти и состояла в том, что большевики строили на пути научной мысли деревянные загоны и плотины, направляя ее туда, куда им нужно было, — на войну. А все остальное безжалостно давилось и перегораживалось, запустевало в пренебрежении, вытаптывалось и уничтожалось физически.

…Говорить с Гинзбургом всегда было сплошным удовольствием. Он относился к тем людям, речь которых лилась неспешными потоками, отвлекаясь на второстепенные боковые воспоминания.

— Про меня еще с детства говорили, что я идиот с побочными ассоциациями, — словно извиняясь за свою манеру вести беседу, сказал мне как-то Гинзбург. — Если я сильно отвлекусь, вы меня перебивайте.

Но поскольку судьба академика была чертовски интересной, перебивать его не хотелось, а хотелось плавать в этих воспоминаниях, отдавшись воле жизненной реки и спокойно ждать, куда вынесет… Однажды я спросил Виталия Лазаревича как раз о том, о чем любят говорить совкофилы, когда их тычешь носом в затратность советской экономики и пустые полки, — о величии советской науки. И река жизни академика вынесла меня на широкий плес откровений.

— Не надо идеализировать советскую науку! — вздохнул Виталий Лазаревич. — Действительно, она в некоторых областях, типа физики и математики, была на очень высоком уровне. Ну, это и понятно: от физики коммунистам нужна была бомба, поэтому и деньги были большие у физиков. Помню, когда американцы впервые взорвали атомную бомбу, у меня зарплата сразу же выросла раза в три. Но были в советской науке области совершенно провальные, ярчайший пример тому — биология, кибернетика. Другим колоссальным недостатком была закрытость советской науки — почти полное отсутствие связей с заграницей, а это приводило к трудностям в обмене научной информацией. Одна из причин тому — засекреченность. Я, например, был совсекретным. Часовой около двери стоял. Такая секретность была, что мне однажды не разрешили даже собственные записи посмотреть, потому что они были засекречены — в том числе и от меня. До абсурда доходило.

— Но водородную бомбу все-таки сделали, — подбросил я в костер разговора трескучее социалистическое полено.

— Но как! И кто! В начале 1948 года делать водородную бомбу поручили Игорю Евгеньевичу Тамму. Он набирал команду и взял меня, что совершенно нетривиально, потому что моя жена на тот момент сидела. А вот моего друга-физика, которого Тамм тоже включил в свою команду, не допустили. Потому что его жена когда-то, много лет назад, жила в Америке. Нет, она не была американка, она родилась в Баку, отец ее был революционером, потом он уехал, затем вернулся и умер здесь в тюрьме, что стандартно… Кстати, Сахаров, про которого почему-то все думают, что он отец водородной бомбы, попал в команду Тамма совершенно случайно. Он с маленьким ребенком и женой снимал какую-то комнату в коммуналке. И наш директор тогда попросил Тамма включить Сахарова в проект: «Может, удастся ему комнату под это дело получить…» Так родился великий Сахаров…

Вообще странно, кто делал советской власти бомбу! Я — муж врага народа. Будущий диссидент и противник советской власти Андрей Сахаров и, наконец, Тамм. Как в этот проект попал сам Тамм, я до сих пор не знаю. Ведь Тамм — бывший меньшевик. Как он не сел, непонятно! Он мне сам говорил, что у него всегда приготовлен сидор с вещами на случай посадки. Тамм гордился, что был участником Первого съезда Советов. И на каком-то голосовании мандатами проголосовал против своей фракции. Ленин зааплодировал и крикнул ему: «Браво, Тамм!..» Младший брат Тамма — инженер — был расстрелян ни за что ни про что… Еще Тамма критиковали за идеализм… То есть было, было за что его сажать. А его назначили делать главную бомбу…

Между прочим, Сахаров и Тамм не очень хотели ехать на объект Арзамас-16. Вызвал их к себе Ванников — заместитель Берии, начальник Первого главного управления… Тоже, кстати, интересный человек этот Ванников. Был он до войны министром. Потом его посадили, пытали в советских застенках — все как полагается. А затем началась война. Сталин вызвал Ванникова к себе из лагеря и назначил министром боеприпасов. Ванников, нахлебавшийся лагерей, попросил у Сталина справку о своем освобождении и неприкосновенности. Сталин сел за стол и написал ему охранную грамоту: «Сим удостоверяется, что товарищ Ванников…» Дальше не помню… В общем, что теперь Ванников — хороший человек. Сталин — бывший семинарист, он любил церковные обороты, типа «сим удостоверяется»… Ну, так вот, этот Ванников был во главе водородного проекта со стороны органов. Вызвал он Сахарова и Тамма и решил послать их работать в Арзамас-16. Но тем не хотелось уезжать из столицы. Мол, у нас тут семьи, туда-сюда… В это время раздался звонок. Ванников взял трубку: «Да, Лаврентий Павлович… Вот они у меня здесь… Нет, они не хотят ехать в Арзамас… Да, да, хорошо, Лаврентий Павлович…» Потом положил трубку и сказал Тамму и Сахарову: «Товарищ Берия очень советует вам принять наше предложение». И они оба тут же согласились.

Когда мы начали заниматься этой проблемой, нам пришли в голову две идеи, как сделать водородную бомбу. Одна идея пришла в голову Сахарова, другая — в мою. Идея Сахарова, кстати, так и не пошла в дальнейшее производство. Хотя он и считается отцом водородной бомбы. Ведь в чем там трудность была… Нужно, чтобы атомы дейтерия с тритием соединились, и пошла реакция. Как их сблизить? Сахаров предложил свой способ сжатия — с помощью слоев твердого вещества и дейтерия. А я предложил использовать Литий-6. Дело в том, что для реакции нужен тритий — радиоактивный элемент, добывать который страшно тяжело. Вот я и предложил использовать такую реакцию, в результате которой тритий получается сам по себе — уже в бомбе. И эта идея пошла.

— А еще говорят, что Сахаров первый придумал, как сделать термоядерную станцию.

Гинзбург отрицательно качнул головой:

— Тоже нет! Идею использования термояда в мирных целях высказал какой-то военнослужащий по фамилии Лаврентьев, а вовсе не Сахаров. Этот Лаврентьев прислал письмо со своими предложениями в компетентные органы. Оно попало к Сахарову, он мне потом рассказал… Я тогда подумал, что правительство заинтересовано в том, чтобы построить термоядерные электростанции. Ничего подобного! Им просто был нужен тритий для водородных бомб. Вот ради чего занимались управляемым термоядом! Я только недавно об этом узнал… Но тогда все воодушевленно говорили, что термоядерная электроэнергия — будущее человечества. Врали, как всегда. Им нужна была только война.