Газета Завтра - Газета Завтра 588 (9 2005)

Таким образом, то, что Россия вплоть до начала ХХ века оставалась в подавляющей своей части крестьянской, показывает, что она далеко не подчинялась тогда нормам западной цивилизации.

КАК ЗАПАД ПОДЧИНИЛ РОССИЮ?В начале ХХ века Россия стояла еще перед выбором. В ней действовали силы различного направления. Впервые решающий перелом, как мне представляется, произошел в результате революции 1917 года. Казалось бы, победила коммунистическая власть, яростно антикапиталистическая. Но как нередко бывает в истории, разнящиеся по своей внешности движения выражают одну и ту же историческую тенденцию. Так и коммунизм в форме победившего у нас марксизма был чисто западной концепцией, выработанной на Западе. И, как считали его создатели, осуществлена она должна была быть, прежде всего в западных странах, что долгое время очень смущало советских вождей. Он опирался на ту же самую западную концепцию прогресса, выступавшую в нем в виде закономерной смены экономических формаций.

Основная идея всех социалистических учений (включая и марксизм) — создание единого хозяйства, управляемого из центра, как машина. То есть это был тот же принцип западной цивилизации, только машина управлялась не рынком, а государством. Именно поэтому новая власть в России пользовалась значительной западной поддержкой — и интеллигенции, и идеологов Запада, и его финансистов. Причина этого на первый взгляд загадочного явления, примеров которому очень много, заключается в том, что речь шла о воплощении в жизнь тех же принципов. Новая власть уничтожала традиционные стороны русской жизни, мешавшие торжеству в ней принципов западной цивилизации: религиозность, монархические чувства и, прежде всего крестьянское, индивидуально-трудовое хозяйство. Последнее и составляло основную проблему власти. Крестьянство также восставало против попыток уничтожить его жизненный уклад, подчинив его общегосударственному хозяйству (как это называл Ленин) через комбеды, коммуны и продразверстку, как некогда против помещиков, то есть фактически против малоземелья, которое тоже делало невозможным их труд и гнало их в город.

Поэтому же и на политику новой власти крестьяне ответили тысячами восстаний по всей России — фактически единой крестьянской войной. Ярость противостояния можно оценить, например, по записке Ленина под названием "Товарищи рабочие, идем в последний, решительный бой". Там можно прочитать: "Волна кулацких восстаний перекидывается по России. Если бы кулакам удалось победить, мы прекрасно знаем, что они бы беспощадно перебили сотни тысяч рабочих, восстанавливая каторгу для рабочих. Так было во всех прежних европейских революциях. Везде кулачье с неслыханной кровожадностью расправлялось с рабочим классом. Никакие сомнения невозможны, кулачье — бешеный враг советской власти. Либо кулаки перережут бесконечно много рабочих, либо рабочие беспощадно раздавят восстание кулацкого, грабительского меньшинства народа против власти трудящихся. Середины тут быть не может. Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им! Рабочие должны железной рукой раздавить восстание кулаков. Беспощадное подавление кулаков, этих кровопийц, вампиров, грабителей народа, спекулянтов, наживающихся на голоде".

Кто же такие были эти кулаки? В этом же тексте Ленин говорит, что кулаков не более двух миллионов. С другой стороны, он много раз повторяет, что в истории счет идет на десятки миллионов. Как он пишет часто, "меньше не считается". Это его любимая фраза была. Тогда спрашивается, чем же так безумно опасны эти два миллиона? У них нет ни бронепоездов, как у власти, ни аэропланов, ни артиллерии. Только ружья, принесенные с фронта, и вряд ли много патронов к ним. Как они могут перерезать бесконечное — это, конечно, признак эмоционального возбуждения — число рабочих? Получается какая-то бессмыслица. Если только кулак — это не эвфемизм, то есть другое обозначение — крестьянства. Крестьян-то действительно были десятки миллионов.

Вот против них и зовет Ленин в последний и решительный бой. Конечно, судьба крестьянства была предопределена, как всегда в борьбе города с деревней. В тот момент, ввиду ряда обстоятельств, крестьяне от власти отбились, принеся многомиллионные жертвы. Власть вынуждена была объявить НЭП, приняв требования крестьянских восстаний. Но лет через 7-8 попытка была предпринята вновь, и тогда удалась на более длительный период. Причем опять под колоссальным террористическим нажимом, который опять назывался раскулачиванием. Здесь можно видеть проявление аналогии: борьба города с деревней имеет такой же характер, как борьба человека с природой. В каждом отдельном месте человек сильнее природы и может ее "победить". Реакция Природы — это гибель целых ее областей, вымирание, грозящее и гибелью человека, который как-никак — часть природы. Осознав это, он отступает (если еще не поздно).

Как известно, принятию курса на сплошную коллективизацию предшествовал ряд бурных съездов партии — XIII, XIV, XV. Я хочу предложить отчасти новую интерпретацию этих съездов. На них лидеры оппозиции менялись. Например, на XIII ее возглавлял Троцкий. Противостояли ему Зиновьев, Каменев и Сталин. А на XIV оппозицию возглавлял уже Зиновьев при поддержке Каменева. А противостоял ей Сталин, Бухарин и другие. Но требования оппозиции сводились всегда к одному: к возобновлению наступления на деревню. Мне представляется, что наиболее активная и энергичная часть партии: те, кто собирались на съезды и партконференции, те, кто их выбирали, именно этого и требовала.

Для нее, для самых принципиальных ее членов, величайшей травмой было отступление НЭПа. Эта часть и требовала реванша. Среди членов партии было тогда очень много самоубийств. "Правда" сообщила, например, что в 1925 году 14,7%, то есть почти 15% от умерших членов партии, покончили с собой. А социологи считают, что 1-2% — это норма, или даже, как они пишут, критический уровень для любой социальной группы. Изданные сейчас сводки ОГПУ, высылавшиеся тогда очень узкому руководству, сообщают, что в 1922 году из партии выходят, как они там пишут, "целыми комячейками". Вследствие, опять же, как пишут, "несогласия с новой экономической политикой". Это в Поволжье, в северном крае, в Сибири, в юго-восточном крае.

Видимо, у партии в целом и не было другой программы, кроме идей военного коммунизма. Ведь идеи военного коммунизма просто совпадали с принципами "Коммунистического манифеста". Так, например, в "Коммунистическом манифесте" были предсказаны трудармии Троцкого. Это была основная, идейная основа тех оппозиций. Наконец, более чуткая часть руководства, включая Сталина, поняла, что только на этой основе можно сплотить партию, и приняла ее. Менее чуткими были Бухарин и другие, которые ее не приняли. Но и они сопротивлялись лишь до тех пор, пока не стало ясно, что план удался. Это были, так сказать, чисто тактические разногласия. Да и Сталин при первых столкновениях лишь обвинял их в излишней осторожности, сравнивал даже с чеховским человеком в футляре.