Газета Завтра - Газета Завтра 49 (1201 2016)

Но не Булатовым единым! Так, Ичитовкин Денис, задавая вопрос "Скоро бабушка придёт с работы?", обращается к темам, которые давно и бесперебойно разрабатывал Виктор Пивоваров с его многочисленными уютно-страшноватыми (!) "комнатами души". Здесь — то же. Обжитая, чистая кухня со светлой мебелью и тёплым светом кажется враждебной и неприветливой. Спокойствие. И в нём таятся призраки. Помещение видится ирреальным — как во сне, когда всё вроде бы на месте, но знакомый мир почему-то вывернут наизнанку. Нетривиально? Будоражит? Конечно. Внове? Нет.

Депрессивно-тревожный тон задан в зале "Город-фабрика". Это — поминальный плач по советской индустрии. Плач-стёб — как и положено в эру пост-постмодерна. Взгляд художника — отстранённый. Вненаходимость. На стенде читаем объяснение: "Город диктует ритм, и когда-то завод обострял его. Но что такое город после того, как из него ушло производство?". Жестокая быль Игоря Пестова — "Однажды на Проспекте непокорённых". Панорама города с многокилометровой промзоной. Безнадёга, темень, сумерки богов и людей. Где-то вдали — солнечный блики, но они лишь усиливают меланхолию. Правда, здесь не до меланхолии — город-ад исключительно фон, ибо на первом плане — особым, пулевым способом раздробленное стекло.

Не менее гнетущее впечатление вызывает работа Максима Каеткина "Летать": грустный пацан и его щенок рядом со ржавой ракетой-симулякром. С ходу ничто не предвещает слёз, а "детская" ракета — типичное сооружение во дворе, как песочница, горка и качели. Но во всём этом — тупик и пустота. "Не летают — и никогда уж не полетят", — как говорил один из персонажей Станислава Лема. В самом названии картины заключена колоссальная драма — желание без надежды. Ракета — ненастоящая. Более того — заброшенная. Одинокий ребёнок и столь же печальная собачка — неслучившийся Гагарин с неудавшейся Белкой-Стрелкой.

А вот и памятник эпохе. Снова стёб напополам с унынием. "Космозонд" Сергея Чернова — гибрид большущей консервной банки со спутником. Надрывный цинизм, как в романе Виктора Пелевина "Омон Ра", где космическая программа изображена как гигантская и при этом нелепо-лапотная афера. Вообще, на выставке довольно много картин, которые можно условно поименовать как "анти-соцреализм". То есть фон, детали, образы и темы (космос, заводские окраины, русская глубинка — например, у Владимира Мигачёва в "Периферии") совпадают с задачами социалистического реализма. Но! Всё это читается как покинутый, потерянный, разгромленный Рай. "Ковчег" Павла Отдельнова — серое бытие ЛЭПов посреди нескончаемой осени плюс ярко-синее сооружение. "ЛЭП-500 — не простая линия", — когда-то радостно выдавала советская радиоточка, и банковский клерк Дима Горин устраивал галантную пастораль на строительстве линии электропередач. ЛЭПы символизировали романтику и прорыв, а здесь всё как после ядерной зимы — последние свидетельства цивилизации. Или, как сказано в аннотации, "…мир покинутых вещей, собрание артефактов индустриальной культуры…".

Некоторые картины (особенно в разделе "Взгляд") поражают своей чарующей предметностью. Уже упомянутый Игорь Пестов творит утончённую игру света и… вкуса: в работе "Afterparty" он выписывает икебану из помятых пластиковых стаканчиков, одноразовых тарелок, вилок и мятой бумаги. Сочные капли не то сока, не то варенья создают взрывной контраст с белизной посуды и чернотой фона. В первый момент покажется, что это — великолепный торт-сюрприз, залитый взбитыми сливками и увенчанный вишнёвым джемом. Талантливый мастер умудряется писать отталкивающее — как вожделенное и манящее. Содержимое помойки оборачивается праздничной сказкой.

На другом полюсе — полотно Андрея Гросицкого "Дерюга и металл". Гиперреалистичная трактовка простых вещей в духе Гелия Коржева, который тоже любил живописать кувшины, молотки и дамские босоножки. А вот "Реконструкция №1" Антона Чумака — гимн дворцово-градостроительному шику. Смесь Пиранези, Чернихова, Иофана… каких-то нереализованных городов-солнц времён Кампанеллы или декораций для балетов Людовика XIV. Искусство ради искусства.

Наиболее точное определение выставки — тревожность. Болезненный "Пейзаж с синими деревьями" Олега Хвостова, безумные "Канарейки" Сергея Кузнецова, кукольно-розовый, а потому неживой "Эквилибр" Олега Маслова — всё это сплетается в диковинный и кошмарный сон-явь. "Тревога" — так называется картина Алексея Беляева-Гинтовта — красная кнопка, составленная из человеческих черепов. Рядом — тонкий стёб Павла Пепперштейна "Иван Грозный убивает сына". Кураторы выставки хотели показать, что "среда обитания" — для всех творческих людей и многообразных направлений. Если честно, никакой войны идеологий и "разницы потенциалов" экспозиция не обнаруживает — что верно, то верно. Определить, кто из художников — патриот, а кто — увы, либерал, — невозможно, ибо все они варятся в едином арт-котле.

Финальным аккордом звучит "Сеанс коллективного сна" Александра Дашевского. Купол Пантеона и кафельный пол в шахматную (красно-белую!) клетку, люди на лежаках — кто с газеткой, а кто просто так. Из купольного отверстия льётся направленный и не слишком умиротворяющий свет, а потому сложно сказать, живы герои картины — или уже наступил зомби-апокалипсис, как в американских блокбастерах… Такая вот у нас "среда обитания" и "актуальная Россия".

Выставка продлится до 18 декабря.

Музон

Андрей Смирнов

КРЕМАТОРИЙ. "Люди-невидимки" (Navigator records)

"Самый весёлый на этой планете ансамбль" недавно отметил аж 33-й день рождения. Однако обойдусь без нумерологических спекуляций, ибо интонация вышедшего в начале осени альбома порой напоминает песню Владимира Шандрикова "Мне 33": "Признаться — подустал, Не тот уже запал, Но порох есть ещё в пороховницах!"

Во второй половине двухтысячных бессменный лидер и единственный участник всех "крематорских" составов Армен Григорян провёл очередную чистку рядов и привлёк ряд новых музыкантов. Довольно стандартная процедура для ветеранов рок-сцены: по тем или иным причинам былые соратники покидают коллектив, на их место приходят люди, по возрасту годящиеся лидерам в дети, привнося свои представления и идеи. Впрочем, магистральная линия групп радикально не изменилась: все творческие "переодевания" происходят в довольно локальном пространстве. Ибо большая часть олдскульных групп давно превратилась в сочетание "лидер плюс музыканты".

По сравнению с предыдущими альбомами — "Амстердамом" и "Чемоданом президента", — "Люди-невидимки" живее, острее, образнее. Но и не без пустот, надуманности, искусственности. В чём-то "невидимки" напоминают десятилетней давности сольный проект Григоряна "Третий ангел".