Газета Завтра - Газета Завтра 47 (1199 2016)

Перестройка и воспоследовавшее десятилетие — "Время хаоса и поиска" ("Маленькая Вера", "Брат-2"). "Маленькая Вера": эту киноленту начали обсуждать и — осуждать задолго до выхода на экраны. Уже в 1987 году шла активнейшая полемика в прессе: пускать или не пускать? А может, как в старые-добрые времена, всё-таки закрыть и положить на полку? Или нам сегодня надобны такие жестокие, безнадёжные фильмы-пощёчины? Ничего не зная о пиар-технологиях, наивные перестроечные СМИ состряпали миф о "Маленькой Вере". Сделали из неё сочную "клубничку" за год до официальной премьеры. Её ждали и осуждали, ещё не видя. Грядёт первая в истории СССР драма с полномасштабным отображением полового акта. Сцена совершенно лишняя, она выглядит как неуместный и дурацкий штрих. Так публика не разглядела главного: Маленькая Вера = маленькая вера, точнее — никакой веры. Конец пути. Шпалы разобрали. Армагеддон в пределах отдельно взятой квартирки, танцплощадки, города… страны. Фабула, в которой нет положительного героя: все плохи либо от перманентно-несчастной жизни, либо от модного в ту пору цинизма. Взгляните на Верочку — она постоянно боится прослыть сентиментальной. Её страшно веселит и удивляет понятие "платоническая любовь". Маленькая вера (собственно так — без кавычек) — это состояние общества конца 80-х, а разбитная провинциалка с причёской а-ля Си Си Кетч здесь просто ходячий символ. Полоумным фоном звучат хиты Софии Ротару, вопли дерущихся и звон разбитого стекла. Финал времён — "Брат‑2". Поиски положительного героя, которого нет и быть не может. Последний великий фильм нашего кино — последний проблеск осмысленности. Впрочем, это не исключительно российская печаль, ибо время кино — ушло.

Белый кот на воеводстве

Татьяна Воеводина

У нас много говорят, почему Россия не Америка. А она во многом — в главном! — сущая Америка. И объединяет нас — ресурсная экономика. Только ресурсы у каждого свои. У нас — нефть и газ, в Америке — доллары. Тем и живём.

Нефть и газ нам дала природа, а разведали и наладили добычу отцы и деды. Сегодня мы едва достигли советского уровня нефтедобычи. У нас нынешних с созиданием слабовато, мы — культурно потребляем.

В Америке тоже живут на дедово наследство — тем, что создали прошлые поколения. У нас любят говорить, что они-де печатают "резаную зелёную бумагу", и за неё им всё дают. Притом в долг. Да, долг Америки огромен, труднопредставим. Есть данные, что реальный доход американцев находится на уровне конца 50-х годов, если из него вычесть заёмные блага. Но почему Америке дают в долг?

Объясняется это верой в могущество Америки, в то, что без неё всё обвалится и рухнет в тартарары. Эта вера иррациональна, как всякая вера, но экономическое поведение отдельных людей и целых народов вообще далеко от рациональности. Неслучайно последние нобелевские лауреаты по экономике снискали свои премии исследованиями в области иррационального в экономике.

Люди верят в могущество Америки, и этот колоссальный авторитет создали ей прошлые поколения. После Второй мировой Америка была самой могущественной экономикой мира — по-настоящему, не виртуально. Сейчас-то она всё больше виртуализируется.

Да, авторитет Америки во многом поддерживается её авианосцами, но, как заметил какой-то проницательный француз, на штыках невозможно сидеть. Хотя помочь усидеть штыки могут.

Так что, при всей нашей непохожести, мы сходны в главном: мы живём прошлой работой и на прошлые заработки. Они богато живут, мы — гораздо беднее, но суть одна.

И вот сегодня делается робкая попытка переломить ситуацию. И начать вместо затыкания дыр и латания тришкиного кафтана создавать истинное богатство. А истинное богатство создаётся обрабатывающей промышленностью. Производством всего нужного народу. Это устарело? Теперь главное — в виртуале? Теперь экономика знаний? А вы что по утрам на хлеб намазываете — знания? А на работу на чём едете — верхом на информации? Вот и мне кажется, что нет.

Про экономику знаний выдумали глобальные манипуляторы. Да, знания нужны, но нужны именно для этого — для высокоразвитого производства. Которое из Америки утекло в страны, где труд дёшев, а в России в преобладающей степени просто развалено.

Промышленность реальная, национальная, многоотраслевая и совсем не обязательно только нано- и инно- — вот главный и самый надёжный источник богатства народов. Между прочим, так думали все, начиная с XVII века и вплоть до начала глобализации: тогда развитая страна была синонимом страны индустриальной.

Индустрия — не только источник товаров и зарплат трудящихся. Это заказчик образования и науки. С уходом промышленности наука и образование стали быстро деградировать, а всякое мракобесие — напротив, пышно взрастать. Смышлёный, рукастый народ — люмпенизируется.

Многие считают, что-де это у нас такой разор и упадок, а у них — вовсе не так. На самом деле — так. Мы все живём на ошмётках былого промышленного величия.

Вот, например, ракетные двигатели высокой тяги (РД-180). Технология их производства сохранилась только в России. Нам повезло: на несколько лет есть заказы из Америки, в том числе для ракет, выводящих их военные спутники. Раньше и американцы такие двигатели могли делать: запустили же они когда-то самую мощную в мире ракету "Сатурн-5", которая выводила корабли лунной программы. Всякий раз, когда думают о восстановлении утраченного, — тут же встаёт вопрос о миллиардах долларов затрат и пяти годах срока. А ну его! (Это рассказал мне руководитель организации, работающей по заказу РКК "Энергия").

Вот уже и Трамп говорит о реиндустриализации Америки. А у нас уж давно про это говорят. Это задача насущной необходимости и адовой трудности. При производстве в странах, где рабочая сила дорогая, изделие получится дороже, чем там, где его производят сегодня. Значит, придётся применять меры протекционизма, закрыть свой рынок. Да, у людей потом будет больше денег за счёт зарплат. Но это потом. А колоссальные затраты нужны уже сейчас. За индустриализацию приходится платить вперёд. За реиндустриализацию — тоже. Откуда-то эти деньги надо взять. И сделать это, никого не обидев, — нереально. При этом самые верхи — олигархи, крупные корпорации — и многочисленные низы, живущие пособиями, скорее всего, сомкнутся в неприятии этой самой реиндустриализации. Работать в промышленности вряд ли кто особо стремится. "Индустрия" в трудах средневековых моралистов означала "трудолюбие". Так вот его в передовых странах всё меньше.

Для того чтобы построить или восстановить промышленность, нужны, как ни крути, диктаторские полномочия, а где их взять? Впрочем, жизнь настолько быстро меняется, что автаркия, недавно казавшаяся историческим термином, может стать жизненной необходимостью.