Газета Завтра - Газета Завтра 29 (1181 2016)

Это — импровизационный, живой альбом, то бишь с задачей представить как можно меньше звука, который не связан с концертами, но выточен в студийных сессиях. Есть традиционная "аукцыоновская" ритмика, и тут же необычные для "Ы" тяжёлые гитарные риффы. Волшебная труба Юрия Парфёнова, издающая свои ориенталистски-потусторонние вздохи и стоны, и вылазки на территории пост-панка, прогрессивного рока, на который как-то внезапно всё чаще возникает спрос в русской независимой музыке.

Утробно-тяжёлый "Сынок" и гуттаперчивая депрессия "И день, и ночь", ударный боевик "Чайки" и атмосферная баллада "Плыть", изматывающая психоделия "Пропал" и пронзительная меланхолия "Мир тает", которую, впрочем, можно представить и в репертуаре "ДДТ".

Мрачное настроение, которое больше свойственно фёдоровским коллаборациям, и вечная улыбка Леонида Валентиновича… Несмотря на уверения, что "альбом весёлый" - скорее, печальная гримаса.

"На Солнце" — это пляски кали-юги, но очень собранные и подконтрольные. Или компромиссные к возможностям и представлениям музыкантов. Фёдоров, сотворивший массу волюнтаристских проектов, в группе сталкивается со старыми соратниками, которых трудно, да и не к чему менять. Отсюда стойкое ощущение, что альбом не улетает в неведомые дали, а мерно покачивается на волнах бытия. Местами чуть ли не топчется на месте, снова и снова проверяя былые ходы. В принципе, и это возможно: в мире хватает музыки, что не развивается и не должна, у неё другие задачи. И Леонид Фёдоров как-то об этом размышлял вслух. А может, "На Солнце" — альбом этапный, венчающий некую историю "Аукцыона", за которой начнётся новое движение, например, в сторону идей, намеченных пластинкой "Взрыв цветов".

Поэзия- судьба России

Александр Кувакин

поэзия Культура Общество

памяти Александра Суворова

Поэт дышит углекислым газом своей эпохи, выдыхая кислород вечности.

Александр Естиславович Суворов (27.08.1965- 13.07.2016 ) был избран своим временем, чтобы обнулить все его успехи цивилизационно-культурных побед. Глубокий исследователь европейской философии и литературы XX века (книга "Достоевский и Запад"), автор эссе "Люди Антихриста", через катарсис своей поэзии ("Смерть не страшна. Страшней всего Содом://Корабль мертвецов, что по морю несётся") погружённый в судороги безвременья ("Ни дома нет, ни родины, ни крыши"), поэт чётко указывает цель: "Всё готово к последнему бою//Гладиаторов, Божьих рабов".

Он жил и умер сердцебиением разорванной страны. Одна — страна успеха, империя доллара, глобального самодовольства, другая — "сокровенная Русь", где люди "…воздвигнули домы и храмы//И сокрылись в соцветьях цветов".

"Душа поэта — вот зерцало мира", — неизбывно верил он.

А если так, то о себе и России пророчествует: "А судьба твоя — быть поэтом,//Даже если лежишь в гробу". Потому что поэзия — это судьба России.

Линия Кусково

Галина Иванкина

Салон Кусково Культура Общество

о выставке "Архитектурная линия. Виды усадьбы Кусково в графике и живописи"

"…Вихрь лёгких душ, в забвенье карнавальном

Блуждающих, горя, как мотыльковый рой,—

Зал свежесть светлая, блеск люстр — в круженье бальном.

Мир, околдованный порхающей игрой!"

Шарль Бодлер

Усадьба Кусково — бывшая вотчина господ Шереметевых — замечательна прежде всего тем, что здесь явлены все направления европейского зодчества XVIII века. Кинематографисты часто используют кусковские виды в качестве исторически-правдоподобного фона — можно снимать костюмные мелодрамы длиной в две-три жизни. От скромного Голландского домика — до классического Большого дворца, минуя прихотливые рокайли Грота: все вкусы и капризы Галантного столетия в гармоничном созвучии. Любое упоминание о кусковском парке обычно сопровождается разговорами о фарфоре, крепостном театре и романтическом мезальянсе графа Николая с актрисой-пейзанкой Жемчуговой, однако же сами павильоны "увеселительного дома в Кускове" интересны ничуть не меньше.

В выставочном помещении Большого дворца открылась экспозиция "Архитектурная линия. Виды усадьбы Кусково в графике и живописи". Линии Кусково — это линии века. Глядя на гравюры и полотна, мы отмечаем — да, многое сохранилось, но чего-то уже нет. Как оно выглядело при жизни хозяев? Можем ли мы себе это представить? Безусловно. В XVII-XVIII веках все крупные владельцы заказывали художникам и гравёрам панорамы своих угодий, обязывая воссоздавать точные копии сооружений, прудов и парков (кстати, именно это послужило сюжетом культовой картины Питера Гринуэя "Контракт рисовальщика"). Тут всё достоверно, никаких эстетских вывертов и присочинённых деталей. Авторы проекта сообщают: "Представленные на выставке картины, гравюры, чертежи, мебель и макеты — всего около 50 экспонатов — дают возможность познакомиться с историческим обликом усадьбы, архитектурным своеобразием каждой из построек. Живописная серия была выполнена неизвестным русским художником в 1768-1771 гг., гравюры создавались в 1771-1780 гг. в Париже и Санкт-Петербурге. Экспозиция выставки дополнена редким предметом мебели работы мастера Н. Васильева. На столешнице стола для хранения нот и гравюр в технике маркетри выполнена панорама усадьбы".

Прогулка в Кусково — своеобразное путешествие по старинной Европе и одновременно — путеводитель по стилям.

Начинать следует с Голландского домика — этого оригинального памятника Петру Великому. Царь-плотник не только посылал боярских сыновей учиться корабельным премудростям, но и сам не гнушался постигать науки — в городе Саардаме царь московитов (о яхонтах и соболях русских государей по всей Европе ходили фантастические слухи) жил и работал, как обычный ремесленник. Примечательно, что неумеренное франкофильство, которым страдала тогда вся Европа, было сугубо противно Петру: он считал рафинированные и напудренные дворы Европы скопищем ожирелых бездельников, кои оказывались ничем не лучше его собственных тугодумных бояр. Жилые постройки надлежит сооружать на голландский манер — строго и рационально. Любимое слово петровского правления — "регулярность" в значении "чёткость, бесперебойность". Функциональный, безо всяких причуд Голландский домик, возведённый в Кусково уже при императрице Елизавете, выглядел своеобразной данью памяти её отца.

А вот совсем другая точка на карте мира — Итальянский домик. Италия для дворянина галантной эпохи — центр притяжения никак не меньший, чем королевский Версаль. Мир изящных искусств, тонкой любви, элегантных платьев. В Рим и Флоренцию ехали учиться ваянию и живописи, в Неаполь и Милан — слушать оперные колоратуры, а заодно — пополнять свои коллекции раритетов. Повышенный интерес богатых профанов к римским древностям и к живописи "старых мастеров" не остался незамеченным. В крупных итальянских городах орудовали разветвлённые преступные сообщества, предлагавшие поддельного Тинторетто, "малоизвестные", а потому "крайне редкие" наброски Рафаэля Санти, ну, и по мелочи — камеи времён Нерона, которые, между нами говоря, стряпались на соседней улочке. Важным представлялось другое. Италия — страна, где исполняются мечты и формируется особый смысл жизни. Во всём мире ценились итальянские певцы и танцовщики, а каждый уважающий себя государь желал видеть в своём театре оперную примадонну вроде Франчески Куццони или Фаустины Бордони. Гонорары, которые зарабатывал своим искусством кастрат Карло Броски-Фаринелли, не снились даже современным кумирам публики. Италия — это архитекторы, поэты, учителя танцев, скрипичных дел мастера. Считалось, что сам италийский воздух способствует развитию творческого гения.