Газета Завтра - Газета Завтра 29 (1181 2016)

Выходим из Итальянского павильона и… видим перед собой роскошный и какой-то почти нереальный Грот. Стихия укрощённой воды, фонтаны, ракушки, Нептуново царство. Жемчужина русского рококо. Забавно — сам стиль rococo, часто являющийся синонимом Галантного столетия, связан как раз с морской темой: rocaille переводится как "осколок раковины". Рокайлями по аналогии назывались причудливые украшения окон, мебели, шандалов, книжные виньетки. Грот — это пещера, но замысловатые гроты рококо гораздо больше напоминали сказочные дворцы, нежели собственно пещеры. К концу XVIII столетия в моду вошли "естественные" парки и столь же "натуральные" гроты, будто бы спланированные великой матерью-природой. В кусковском Гроте, как и положено, всегда царит прохлада — даже в самую изнуряющую жару. Причудливый Бельведер, выстроенный в том же стиле рококо, увы, утрачен, и мы наблюдаем его только на иллюстрациях. Само название было весьма популярным в ту эпоху: бесконечные "прекрасные виды" — belvedere или bellevue — украшали сады и парки всей Европы. Кусковский Бельведер, в отличие от "подводного" Грота, связан с цветочной темой — ещё одной любимой фабулой рококо. Здесь — обилие роз, гирлянд, вазонов.

Также безвозвратно утеряна сложная гидротехника усадьбы, представление о которой мы всё-таки можем получить, глядя на гравюру 1768 года "Каскад". В XVIII столетии все короли, герцоги и богатые аристократы желали обзавестись фонтанами, искусственными прудами с островками-беседками, а если позволяли средства, то и неким подобием римского водопровода. Поэтому инженеры-гидротехники ценились на вес золота, в то время как бесчисленные авантюристы разъезжали по городам и странам, выдавая себя за "спецов по фонтанам". При них всегда имелись мудрёные чертежи — иной раз краденые у настоящих мастеров, но чаще — абракадабра с набором линий и цифр. Потом, заморочив голову какому-нибудь немецкому курфюрсту, мошенники убегали с деньгами в соседнее княжество… Вернёмся, однако, в Кусково!

Мы привыкли к тому, что наименование "Эрмитаж" ассоциируется у нас с музейным собранием живописи и скульптуры, с громадными залами, с царским великолепием старого Санкт-Петербурга. В Галантном веке слово ermitage понимали иначе. Буквально. Место уединения, а ещё — "приют отшельника". В Кусково тоже имеется свой Эрмитаж, куда хозяева допускали только избранных друзей. Этот феномен требует небольшого пояснения. Дело в том, что XVIII столетие — антипод веку Людовика XIV, как известно, обожавшего грандиозные пространства и страдавшего неодолимой гигантоманией. Тому нравились помпезные выходы, демонстративность и публичность. Осьмнадцатое столетие, напротив, — эра изящных павильонов, маленьких уютных комнаток, миниатюрной мебели, интимности. Человек хочет покоя и расслабления, приятного ничегонеделания, флирта, игры. Актуальны безделушки, "…блеск лёгкой болтовни" (как в куплетах Бомарше), бегство от проблем. Бледные пастельные краски, семенящие шажки, переменчивость настроения, хрупкость, изнеженность — таким был XVIII век. Маркиза де Помпадур принимала свой особый кружок в Бельвю, Мария-Антуанетта сбегала из торжественного Версаля в Малый Трианон. Фридрих Великий устремлялся с тевтонского плаца — в Sans Souci, что переводится как "без забот". Хозяева Кусково — Шереметевы — для этих целей выстроили себе очаровательный Эрмитаж.

Ещё одна страсть — оранжереи. Массово они появились ещё в XVI столетии, когда европейцы — колонизаторы, мореплаватели, первопроходцы — захотели выращивать южные экзотические плоды и прочие теплолюбивые растения, невзирая на холодноватый, неласковый климат своих Амстердамов и Лондонов. Постепенно "искусственные апельсиновые рощи" становятся важным атрибутом королевских резиденций и богатых усадеб, хотя содержание теплицы считалось дорогостоящим удовольствием. Для Шереметевых это не было проблемой — кусковская оранжерея поражала гостей не только своей продукцией, но и причудливой — поистине дворцовой — красотой. Что характерно, здесь не только выращивались южные фрукты, но и проводились танцевальные вечера, светские рауты, пышные обеды.

Большой Дворец — основное сооружение усадьбы. Точные контуры классического силуэта, царственная величественность эллинской простоты, как понимали её на излёте века Просвещения. Анфилады маленьких кабинетиков, просторных гостиных и парадных спален, изысканная мебель, портреты хозяев имения, а также царей и цариц. Репрезентативность и, вместе с тем, резкое отрицание мишурности — в этом весь классицизм, пришедший на смену миловидно-капризному рококо. Мы глядимся в высокие зеркала танцевальной залы — в них отражается не только наша реальность, но и силуэты прошлых столетий: дамы в пышных платьях с шёлковыми розами на корсаже, кавалеры в напудренных париках, маскарадные маски, тысячи свечей и огни праздничного фейерверка над неподвижным прудом. Как писал Игорь Северянин уже в начале XX века: "Сквозь кружева листьев ажурных / Всплывали дворцов арабески, / Смеялись алмазы каскадов / Под их пробуждённые плески". У нас нет машины времени — мы отделены от прошлого неподъёмной завесой. Быть может, оно и к лучшему, ибо человеку свойственно романтизировать старину, приписывая ей красоту, благородство, грацию. Остаётся только посещать музей и вспоминать фразу Шарля де Талейрана: "Кто не жил до 1789 года, тот не знает всей сладости жизни".

Илл.Усадьба «Кусково». Голландский домик. Гравюра Пьера Лорана (1768)

Двойная "Боль"

Алексей Касмынин

Салон Культура Общество

о втором фестивале независимой музыки

В прошлом году впервые прошёл фестиваль андеграунда «Боль». Так вышло, что он совпал с локальной природной катастрофой – на площадку обрушился мощнейший косой ливень, из-за чего часть концертной программы спешно переехала с дизайн-завода «Флакон» внутрь нескольких московских клубов. Когда я отправился на «Боль»-2016, в прогнозе погоды напротив даты 2 июля застыло красноречивое грозовое облако (с молнией) и в моей голове завертелись мысли по поводу цикличности некоторых процессов и универсальности вселенского детерминизма. Я взял дождевик и зонт, но фестиваль преподнёс климатический сюрприз иного рода.

Вторая «Боль» фактически удвоила все свои основные показатели. Давайте посчитаем: вдвое больше сцен, вдвое больше зрителей, вдвое больше групп, вдвое больше музыкальных стилей. По официальным данным, фестиваль посетило порядка трёх тысяч человек (включая музыкантов, которые, отыграв свои сеты, присоединялись к толпе). Он разместился в центре городской культуры «Правда», что находится в пространстве бывшей типографии. В этих индустриальных стенах сейчас постоянно базируется клуб Volta, который предоставил три сцены, в день фестиваля названные «Гегель», «Кант» и «Фуко». Четвёртая сцена располагалась под открытым небом и называлась «Сартр».