Газета Завтра - Газета Завтра 18 (1170 2016)

С позиции большого жизненного и педагогического опыта считаю, что оба министерства: и образования, и культуры – в части руководства музыкальным образованием необходимо решительным образом реформировать

Музон

Андрей Смирнов

Салон музон Захар Прилепин Культура

НЕЙРОМОНАХ ФЕОФАН. "Велики силы добра".

Ещё один герой Интернета, в течение года выбравшийся из сетевого мира и дающий концерты, на которые публика валит валом. В прошлом году в десятку российского iTunes вошёл дебютный альбом "В душе драм, в сердце светлая Русь". "Велики силы добра" — новое творение загадочного санкт-петербургского проекта.

Представьте себе вокалиста, лицо которого скрытого под капюшоном — только борода виднеется, — с балалайкой в руках, который под ядрёный драм-н-бейс, пропевает частушечные номера "Лапти разбить об пол", "Будь счастлива, Русь", "Хочу в пляс" или "Ходит изба ходуном ". Поддержку на сцене Феофану оказывают диджей Никодим и большой мультяшный медведь.

"Нейромонах Феофан" родился из ютуб-баловства, когда ролики с народными плясами получали иную, современную озвучку, из адаптированных фольклорных образов (чем Феофан не родственник Деда Мороза), из некоторых современных мультфильмов, в которых объективно диснеевская картинка ложится, тем не менее, на вполне патриотическое содержание.

В имени, видимо, идёт намёк на поджанр драм-н-бейса — нейрофанк. Хотя далеко не все песни, несмотря на регулярную "присягу", относятся целиком к драм-н-бэйс стилистике. Основной упор идёт на позитивную энергетику и соединение ритмов с этакой славянской мелодикой. На фоне сцены, заполненной депрессивным нытьём, — просто пир духа.

Первый альбом был больше и разнообразнее, "Велики силы добра" более цельный, попсовый, мелодичный, взявший из "драма" одну линию. Тексты носят скорее вспомогательный характер (исключение, пожалуй, финальный "Пасынок правил").

Куда бы я бы ни пошел, везде пляшу.

С собой повсюду балалаечку ношу.

Из-за спины, как случай будет, достаю.

Да драм-н-бейса песню славную пою.

Для Феофана в первую очередь важна не музыкальная, а образная составляющая. Его "драм" — дискотечно-танцевальный, закольцованный на песню, а не под электронные эксперименты. Хотя есть куда развиваться: например, помимо условно народной балалайки, интересно было бы задействовать народные духовые или гусляра пригласить.

По интонации Феофан, с поправкой на стилистику, порой напоминает не кого-нибудь, а "Алису". Из проявленных через Интернет коллег: Игоря Растеряева; "Камыш" или "Мужицкая силушка" из первой пластинки — вполне представляются в растеряевской программе.

"Нейромонах Феофан" — это "фолк вообще", без региональной привязки, что, конечно, неправильно, но отчасти неизбежно. Достаточно стереотипный набор: балалайка, добродушный мишка, лапти, топоры. Плюс (пост)модернизированные эффекты из фэнтези — вроде посоха с лазерными лучами. Но не противно, не клюквенно, не производит впечатления экспортной поделки, хотя и по ту стороны границы работает.

Говорить о серьёзной работе с фольклором пока не приходится. Зато "Нейромонах Феофан" действует на массовую аудиторию. Если "древнерусский драм" будет греметь на площадях во время праздничных "народных гуляний" — всё лучше, чем дежурная попса. И если вспомнить курьёзную любовь российского телевидения, то Нейромонах Феофан — готовый участник Евровидения. Национальный колорит, интернациональный звук, забавно и зажигательно. И медведь на сцене — не хуже, чем венгерский скрипач или фигурист.

Но в союзе балалайки с драмом можно углядеть и более глубинные эффекты. Вряд ли сами музыканты это знают, но движутся они в направлении, описанном знаменитым хореографом Касьяном Голейзовским: "Танцор древности плясал вместе с окружавшей его живой природой, разбуженный толчком-мыслью в результате скопившихся в сознании ощущений и руководствуясь чувством ритма. Интуитивно, путём неуловимых, может быть, даже для него самого ассоциаций, он слагал вполне понятную окружавшим его людям пляску-рассказ, составными и связующими частями которой являлись яркие, живые и подвижные образы, подсказанные мыслью и вдохновением".

В проекте не чувствуется глума, злобного стёба. Феофан добродушен, не циничен. Пусть, наверное, и посмеивается в бороду, в том числе, и над собой. Пожалуй, имеется момент юродства. Но юродство, как считают знатоки смеховой культуры Руси, направлено против рутины. А мир Феофана, Никодима и Медведя — живой, сказочный, непосредственный. И сугубо городская, технологическая музыка органично ложится на весёлые скоморошеские образы музыкантов.

Галина Иванкина

СССР урбанизм Культура Общество

урбанизм и дезурбанизм советской цивилизации

"Ни в городе Богдан,

ни в селе Селифан…"

Старинная поговорка

Советская цивилизация представляется сугубо индустриальной, городской и пролетарско-инженерной. Об этом рассказывалось в сотнях книг — талантливых и не очень; об этом повествовал каждый второй фильм — будь то любовная драма на фоне строительства домны, монтаж ЛЭП-500 или искания молодых технократов. "Пролетарка, пролетарий, заходите в планетарий!" — кричал поэт Маяковский, всё чаще писавший о месте поэта "…в рабочем строю", а вовсе не в райских кущах пастушеской Аркадии. Любой плакат, славивший гегемона, отсылал к основной идее Красной Империи: мы тут, чтобы покорить пространство и время, догнать и перегнать, реконструировать и застроить. Кроме того, нами владела футуро-мечта о космосе, оказавшаяся бы невозможной в рамках аграрного мира. Это был явный, яростный разрыв с традицией и прежде всего — с деревенским укладом. Комиссары призывали стирать грани между городом и деревней, нести на село культуру быта, устраивать так называемые "смычки", подтверждавшие крах старорежимного невежества. Деревня символизировала дикость, архаику, истовую веру в "непонятного" Бога, а также — лапти, навозный дух, телеги, бороды и вилы. Страшно и тёмно. Посконное. Нечистое. Упраздним! Грядёт светлый, рационально устроенный град — с фабриками-кухнями, автопробегами и нагретым асфальтом. Со сверкающими эркерами домов-коммун и белыми чашами стадионов. С физкультурниками, рабкорами и молодыми конструкторами. Всё это виделось прекрасным и вполне достижимым.

Юрий Олеша в своём романе "Зависть" воспевал гигантский комбинат питания: "дом-гигант, величайшую столовую, величайшую кухню…". Главный персонаж — фунционер Бабичев — изъясняется, как водится, лозунгами: "Слушайте, хозяйки, ждите! Мы обещаем вам: кафельный пол будет залит солнцем, будут гореть медные чаны, лилейной чистоты будут тарелки…". Сама жизнь должна быть поставлена на поток, рационализирована, модернизирована. Ещё немного — и это выльется в грандиозную замятинскую фантасмагорию, которая столь же страшна, сколь прекрасна: "Через 120 дней заканчивается постройка Интеграла. Близок великий, исторический час, когда первый Интеграл взовьётся в мировое пространство. Тысячу лет тому назад ваши героические предки покорили власти Единого Государства весь земной шар. Вам предстоит ещё более славный подвиг: стеклянным, электрическим, огнедышащим Интегралом проинтегрировать бесконечное уравнение Вселенной. Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах — быть может, ещё в диком состоянии свободы". Оно манило, это "математически безошибочное счастье" и — гармония, столь же неумолимая, как геометрия: "Торжественный, светлый день. И всё хрустально-неколебимое, вечное — как наше, новое стекло… Площадь Куба…". Куб как единственный желанный смысл. Оставалось решить главный вопрос: куда девать крестьянский менталитет и неизбывные "дворянские корни" русской культуры? Есть целый ряд знаковых фотографий тех лет: стекло и бетон конструктивистских сооружений, а возле всей этой лепоты — мужики в картузах да косоворотках, а иной раз — при лошади. Тут важен не столько факт резкого перехода от лучины — к лампочке Ильича, сколько грандиозная попытка перекроить сознание.