Газета Завтра - Газета Завтра 16 (1168 2016)

Поспешим успокоить читателей: конечно, эти инциденты ни в коем случае не свидетельствуют о неком нарастании военной угрозы. Скорее, наоборот: такая военная активность вполне наглядная демонстрация того, что российские Вооружённые силы находятся в высокой степени боеготовности и способны дать ответ любому противнику. Обратим внимание, что оба инцидента произошли не где-то у американских берегов или вдали от российских границ, а в непосредственной близости от нашей территории. То есть именно американцы проявляют специфический интерес к России, их эсминец "Дональд Кук" и разведчик RC-135 выполняли задачи вблизи наших берегов. Оба вели разведку и наблюдение за нашей территорией. И потому встречная реакция наших ВВС была вполне логична. Провести наглядную демонстрацию нашего военного присутствия и внимания к действиям американцев.

При этом "Дональд Кук" не в первый раз попадает под русские Су-24. Ровно два года назад — 10 апреля — эсминец вошёл в Чёрное море, а 12 апреля российские фронтовые бомбардировщики Су-24 совершили облёт эсминца. И 14 апреля Пентагон выступил с крайне эмоциональным заявлением, обвинив Россию в нарушении собственных традиций и международных договоров. Просто дежавю какое-то! Именно тогда произошёл до сих пор до конца не прояснённый инцидент отказа у американского эсминца электронного оборудования, который был списан на якобы применение российскими бомбардировщиками бортовых комплексов РЭБ. Конечно, Су-24 тут были ни при чём. Но факт остаётся фактом: внезапный отказ был, после чего эсминец резко ушёл к берегам Турции и больше к российской территории не приближался.

И вот, спустя ровно два года, день в день, российские Су-24 вновь проверили крепость нервов экипажа эсминца. Правда, теперь уже не на Чёрном море, а на Балтике. Конечно, никакой реальной военной угрозы такой облёт не несёт, и никакой имитации атаки в таком облёте нет. Американцы отлично понимают, что для нанесения удара по их кораблю нашим бомбардировщикам не было никакого смысла подбираться так близко к их эсминцу. Имеющиеся на вооружении наших Су-24 противокорабельные крылатые ракеты позволяют расстрелять эсминец с расстояния больше ста километров, не говоря уже о более серьёзных гиперзвуковых крылатых ракетах, имеющихся в распоряжении командования Балтфлота. Поэтому облёт был всего лишь демонстрацией силы.

Что касается допустимых параметров приближения самолёта к военному кораблю другой страны, то и американские, и российские лётчики никогда не стеснялись выполнять манёвры в непосредственной близости от кораблей вероятного противника, пользуясь тем, что в международном праве нет никаких запретов на таковые облёты. Как нет запретов и на облёты иностранных военных самолётов. Интернет буквально забит многочисленными видеороликами, на которых военные самолёты разных стран выполняют облёты друг друга и даже имитируют атаки. Те же американцы совершенно не стесняются приближаться практически "крыло в крыло" к нашим бомбардировщикам, выполняющим полёты в международном воздушном пространстве, и эти инциденты почему-то никак не комментируются американскими генералами. Обычная военная активность… Видимо, в головы американского военного руководства очень крепко впечатана старая римская поговорка: "Quod licet Jovi, non licet bovi" — "Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку". В роли Юпитера американцы, естественно, видят себя. И столкнувшись с аналогичной практикой, но уже по отношению к себе, искренно удивляются и возмущаются. Но мир изменился…

Такая демонстрация нашей военной мощи — хорошая психологическая встряска для американского командования и доходчивое предупреждение о необходимости вести себя сдержанно и не испытывать наши нервы на прочность.

Рис. Геннадия Животова

Пепел Чернобыля

Александр Проханов

Политика Технологии Чернобыль Общество

«звезда Полынь на грудь мою упала…»

В середине восьмидесятых я написал книгу об атомной станции, которая называлась "600 лет после битвы". Начата книга была в период ранней горбачевской перестройки, когда вдруг открылись все шлюзы нашего общества, и из советского монолита стали появляться массы всевозможных субкультур, тенденций, философских школ, эстетических направлений, политических объединений — русские националисты, еврейские националисты, интернационалисты, христиане всех мастей, авангард, ретро, колдуны, мистики. Тогда были восстановлены, по существу, партии кадетов, эсеров, ранних большевиков… Тогда возникло потрясающее цветение, толкотня всех форм, как будто внезапно наступило тепло, и все ростки выскочили на поверхность. Мне хотелось написать роман, который, с одной стороны, характеризовал бы государство, его мощь, его стремление в космические выси, его пафос сродни раннему советскому авангарду, который связан с сооружением Вавилонской башни, в данном случае — электростанции. А с другой стороны, мне хотелось показать, как в одну мощную электростанцию, в её огромный объём вмурованы, вмонтированы все сложнейшие социальные проявления.

Я поехал описывать Калининскую АЭС. Эта станция строилась в Удомле, недалеко от Москвы. Тогда один блок уже работал, строился второй. Мне хотелось посмотреть создание этой Вавилонской башни. И я был страшно увлечён процессом создания, когда из тысячи самых разных форм, деталей — от крохотного винтика, болтика, стеклянного прибора до огромных махин стальных конструкций, лавины бетона, драгоценных сплавов золота, платины, серебра, электроники — усилиями людей складывается модель современной цивилизации. Я был восхищён человеческим трудом, могучим порывом людей, творящих другую, будущую реальность.

Я восторгался красотой созидания, человеческого труда, усилий, но при этом чувствовал, что в моём романном сюжете недостаёт какой-то драмы, срыва, слома, как это бывает в любой жизненной истории. И тогда я задумал описать аварию. Через неделю после этого я поехал в очередной раз на Калининскую станцию и там узнал, что в Чернобыле что-то случилось. Об этом говорили глухо, неясно, но я сразу понял, что случилась авария. И эту аварию, казалось мне, накликал я. Как известно, замыслы сбываются.

Через десять дней я уже был в Чернобыле. Я прилетел из Москвы на самолёте, который сел на военном аэродроме под Киевом. Там я пересел на военный вертолёт, и мы взлетели.

Помню тот восхитительный майский, почти летний день. Мы летели над Киевом, над Владимирской горкой, над золочёной Киево-Печерской лаврой, где сияли солнечные купола, Днепр отражал солнце, а за Днепром виднелись молодые леса.

Я обратил внимание, что вертолёт изнутри обшит свинцовой оплёткой. Известно, что свинец не пропускает радиацию. Я встал в кабине между первым и вторым пилотами и смотрел сквозь блистеры, сквозь стеклянную кабину в надвигающиеся дали. Перед пилотами помимо всех приборов, всех прицелов — машина была боевая, пятнистая, она воевала в Афганистане — был радиометр, который измеряет радиацию. И когда мы стали приближаться к какому-то сизому, размытому туману, лётчик сказал: посмотри. Я видел, как вздрогнула стрелка на этом радиометре и медленно пошла вверх. Это означало, что вертолёт влетал в зону радиации. И мне показалось это странным, поскольку ничто не предвещало беды: под нами были изумительные леса, чудесные зеленеющие поля, но в воздухе уже веяла невидимая таинственная смерть. Это было моё первое ощущение Чернобыля, ещё до того, как я увидел станцию и город.