Йенс Андерсен - Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

«Как-то раз, когда дети были маленькими, я закончила записочку кротким пожеланием иметь „двух послушных ребятишек“. На что мой сын совершенно справедливо заметил: „Где мы тут вчетвером-то поместимся?“ Так что я это пожелание вычеркнула».

Другое такое происшествие, записанное Астрид на последних страницах «кассовой книги», случилось на Рождество 1930 года – первое Рождество Лассе в Швеции, – в Нэсе. Как всегда, на столе у Эриксонов стояло блюдо под названием лютефиск, и, как всегда, Астрид при виде студнеобразной рыбы едва не вывернуло, но сын явно не разделял ее чувства:

«Он поел рыбы, чего я никогда не могла заставить себя сделать. Я похвалила его и прибавила, что Рождественский Дед наверняка скажет, что он молодец. Лассе ответил: „Хм, а что он скажет тебе?“»

Эти спонтанные обезоруживающие замечания привели к тому, что поучительный тон, характерный для первых литературных текстов Астрид Линдгрен, потихоньку сошел на нет. Эти тексты были довольно прямолинейными, – например, из «Приключений Юхана в канун Рождества» ( Johans äventyr på julafton , 1933) ребята узнавали, что уже в детстве можно самому себе выкопать яму, если никого не слушаться и дурно относиться к людям. А в проповедях в стиле «Филиокус» ( Filiokus [16], 1934) и «Пумперникель и его братья» ( Pumpernickel och hans bröder , 1935) рассказывалось о том, что бывает с непослушными и ленивыми детьми. Но в 1936 году в творческой кухне Астрид Линдгрен произошли изменения. Она написала две истории для «Ландсбюгденс юль» – «Большой крысиный бал» ( Den stora råttbalen ) и «Рождественский вечер на хуторе Лиллторпет» (Julafton i Lilltorpet) – разноплановые произведения, которые обращаются к читателю на двух разных уровнях.

Гордые бабушка с дедушкой, Рождество и Новый год 1934 г., Нэс. На коленях у бабушки Ханны сидит Карин, Лассе – в середине, а Гунвор, дочь Гуннара и Гуллан, – на руках у дедушки. (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

События в «Большом крысином балу» разворачиваются осенью, когда мыши и крысы переезжают в дом и могут устроить бесконечный праздник. История эта – аллегорическое сатирическое изображение социальных механизмов, которые вскрываются во время торжеств, и потому сказка предназначалась скорее взрослым, чем детям. Это сказывается и на выборе слов – «крысиное сообщество», «бабенки», «шарман» и «станционное общество». А вот «Рождественский вечер на хуторе Лиллторпет» был адресован и юным читателям журнала. Чрезвычайно грустная сказка повествует о смерти, которая приходит на бедный крестьянский двор вместо Рождественского Деда. В доме умирает одинокая мать шестерых детей, доктор не может добраться сюда из-за вьюги. Десятилетний Свен, в отчаянии отправившийся за помощью, вынужден отступить перед силами природы и теперь в слезах, замерзший и голодный, сидит в Лиллторпете с четырьмя младшими братьями и сестрами, а старшая, Анна-Мэрта, дежурит у смертного одра матери:

«Она сидит на стуле у изголовья – скорбное лицо, синее платье давно мало. Указательным пальцем девочка задумчиво водит по резьбе на деревянном остове кровати и ждет. В комнате холодно, топят здесь редко. Анне-Мэрте зябко. В последний раз мама Катарина открывает глаза. Она смотрит на дочь и ощупью тянет к ней руки. Из последних сил она произносит: „Анна-Мэрта… я умираю… позаботься о малышах“. Анна-Мэрта молча кивает. Внезапно наступает мертвая тишина».

В этом сентиментально-реалистическом рассказе повествователь нажал на все клавиши. Впервые в ряду ранних историй Астрид Линдгрен появляется рассказчик, который, будучи взрослым и взирая на все сверху, в то же время заинтересованно склоняется к ребенку, солидарен с ним, а порой предстает не только сочувствующим, но и посвященным: «Анна-Мэрта узнала эту тишину: такая же наступила, когда умер отец». История не сдобрена моралью, в ней не ищут виноватых. Читатель должен не угрызаться, а сострадать ребенку, который слишком рано и слишком быстро становится взрослым, – ребенку, на котором сосредоточено внимание рассказчика до самой последней точки:

«Наступает вечер. Все спят, кроме Анны-Мэрты, которой со многим еще надо управиться. В конце концов она заканчивает дела и забирается на лавку к младшему брату. И тут он выходит, комок, что весь день стоял в горле. Анна-Мэрта плачет, сдавленно и тихо, чтобы не разбудить детей. Ей всего тринадцать. И может быть, она героиня. Но сама этого не понимает. За окном все так же идет снег».

Через год, в рассказе «Жених для Майи», напечатанном в «Ландсбюгденс юль» в 1937 году, Астрид Линдгрен целиком сливается с главным героем и смотрит на мир глазами пятилетнего ребенка. Его зовут Яркер, и он, как и двое старшеньких, считает их служанку Майю еще одной, самой чудесной на свете мамой: она не только умеет готовить и ухаживать за детьми, но и рассказывает им сказки, делится теплом и близостью, которых дети недополучают от родной матери. Ту больше занимает положение замужней дамы и роль, которую она играет в обществе, и однажды, когда самые знатные дамы города судачат у нее в гостях за кофе и выпечкой, Яркер слышит, как они говорят: Майя так некрасива, что у нее никогда не будет жениха.

Яркеру хорошо знакомо слово «некрасивый», но все в его теле и уме возмущается, потому что Майя для него – самая красивая. Другое слово, которое без конца повторяют утонченные дамы, – «жених» – Яркеру неизвестно. Из их беседы мальчик заключает, что должен найти Майе жениха. Чего бы это ни стоило. И он опустошает копилку и идет к местному бакалейщику, новому человеку в городе, а по дороге думает: «Сколько же он может стоить, жених этот? Ну уж за пять эре, наверное, можно стоящего купить». Молодой бакалейщик с интересом выслушивает Яркера, который, зажав пять эре в кулачке, излагает свое дело, и внимание взрослого человека радует Яркера. Он к этому не привык: «Он все еще не смеется, – удовлетворенно подумал Яркер. – Взрослые часто вначале серьезны, а потом неожиданно начинают над тобой смеяться».

Бакалейщик как бы между прочим спрашивает, зачем Яркеру понадобился жених. Для кого? Мальчик не может не облегчить душу: этот взрослый вызывает доверие. Бакалейщик слушает еще внимательней и говорит, что Яркер запросто может купить жениха за пять эре, но сам его до дому не дотащит. Для этого понадобится взрослый мужчина, и потому добрый бакалейщик предлагает заглянуть к мальчику вечером.

«– Но я спать буду, – возразил Яркер.

– По-другому не получится. Я раньше уйти не могу, понимаешь?

– Тогда договорились, – решил Яркер. И пошел домой, очень собой довольный. Дело решенное, у Майи будет жених, точно как у других девушек».