Александр Лурье - В поисках сердца спрута

Мне уже приходилось писать о том, что Интернет предоставляет великолепную возможность изучить окружающую среду. Как выяснилось, он незаменим и в тех случаях, когда хочется узнать что-нибудь новенькое и о себе самом. Так за последние полгода меня поименовали « маститым критиком » и « фэном старшего поколения ». А некий г-н нарек меня в открытом письме « русским фантастом ». Он (или оне?), видимо, убежден/ы, что только «русский фантаст» имеет право судить о качестве обсуждаемой в письме литературы.

Жаль разочаровывать, но я не являюсь ни первым, ни вторым, ни, тем более, третьим. Литературная критика меня интересует столько же, сколько и любого другого вдумчивого читателя, а вся маститость, если и имеется, основывается на двух простых правилах: думать, прежде чем говорить, а затем уж — говорить, что думаешь. Такая несложная методика позволяет давать верные прогнозы, не полагаясь на спинной мозг и народные приметы.

Перед написанием «Прогулок по Карфагену» я потратил почти три месяца на то, чтобы внимательнейшим образом изучить все рассмотренные в статье образцы графоманства. Ответная реакция была вполне в духе Шуры Балаганова: «А ты кто такой?» и «Сам дурак!». Впоследствии меня несколько утешил С. Переслегин:

«Научно-технические, равно как и логические нелепости текста часто оправдывают с позиций высокой литературы. Тезис: книга написана о человеке и для человека, поэтому технические подробности автора не волнуют — он выше их, так как превыше всего подлинное искусство. Почему-то подлинное искусство всегда отличала точность в использовании деталей. В последнее время я познакомился с характерными … приемами ведения литературной дискуссии: так, любую попытку иллюстрировать критический тезис цитатами из обсуждаемого произведения принято называть «выдергиванием цитат» и объявлять «нуль-критикой».

Сказано это было лет 15 тому назад по поводу так называемых «молодогвардейцев». Времена меняются, а свято место не пустует… Во всяком случае, более тратить время на «нуль-литературу» я не собираюсь.

К старшему поколению я, как мне кажется, причислен вопреки метрике. Да и к фэнским тусовкам никогда не принадлежал. Русским я не являюсь в силу факта рождения, зафиксированного в той же метрике, а фантастику не пишу уже лет пять, так что и к этому достославному цеху вряд ли прикосновенен.

То, что меня интересует и, соответственно, то, о чем пишу, я назвал бы феноменологией — попытками найти связь между явлениями и процессами действительной и литературной жизни, обнаружить их возможные истоки и вероятные последствия.

«Модной и, одновременно, вечной темой филологии является поиск взаимных связей между литературой и жизнью. В какой степени текст определяется исторической эпохой и биографией автора — и в какой степени жизнь автора, его читателей и, следовательно, эпохи определяется текстом?»

Эти взаимосвязи невидны только тем, кто не может или не хочет их видеть. Первым желательно приоткрыть глаза на реальность, а, заодно, и на вторых.

«Мы не знаем, какое будущее ожидает человечество. Мы можем только предполагать. Изучать современные тенденции, искать в них отражение основных противоречий, определяющих структуру отношений и, следовательно, эволюцию системы. Получать решения верные в локальной области, и продолжать их вперед, в интересующую нас эпоху».

Цель этой, равно как и предыдущих статей — не обвинение, осуждение и бичевание, а размышление и анализ. Я не сомневаюсь, что основная читательская масса не относится к тем, кто видит в моих рассуждениях только повод для того, чтобы разозлиться. События — так, как я их вижу, укладываются в определенную непротиворечивую схему, во многом, на мой взгляд, малоприятную. Нежелание обсуждать эту проблематику приносит больший вред, чем дискуссия.

«Инакомыслие — искаженное понятие, не имеющее знакового содержания. Действительно, его антоним — единомыслие. Единомыслие — значит, все мыслят одинаково? Но тогда невозможен интеллектуальный обмен, накопление, переработка информации — то есть, собственное мышление. Значит, диалектическая пара единомыслие — инакомыслие лишь маска, скрывающая иные категории: мышление — отрицание мышления. Не инакомыслящих уничтожали — непохожих, неординарных, выделяющихся из среды».

Технократия предполагает профессионализм и базируется на возможном, идеократия — энтузиазм и исходит из желаемого. Это положение верно, как для государства в целом, так и для ячеек социума.

Фантастика принципиально не отличается от остальной литературы и не нуждается по этой причине в более квалифицированных читателях и их профессиональных объединениях. Я против фэнства, выродившегося в некий профсоюз читателей — школу коммунизма, считающий себя вправе законодательствовать в области литературного вкуса. При этом я не могу не признать, что именно фэны являются, как правило, наиболее образованной, начитанной, социально-активной и готовой к переменам частью общества. Для чтения и понимания хорошей литературы нужны мозги, они же необходимы и для управления обществом при любой нормальной государственной системе. Фэны, а точнее, любители хорошей литературы — прослойка малочисленная. И далеко не всюду богатая. Но, как правило, куда более образованная, инициативная и взыскующая Града. Во всех цивилизованных странах именно такие люди, если и не идут во власть, то этой властью используются в качестве специалистов-технократов, тех, кто формулирует проблемы и находят способы их решения.

«… Познание мира и его переустройство — цель не только науки, но и искусства. Писатели-фантасты, как и футурологи, философы, социологи, исследуют человечество, стараясь предсказать будущее и — на сколько это зависит от них — изменить его к лучшему. Литературные приемы исследования, конечно, отличаются от принятых в науке. Не всегда, впрочем, в худшую сторону: художественному мышлению свойственна синтетичность — качество, необходимое при изучении сложных систем и практически утраченное специалистами-естественниками».

Именно сейчас у литературы появилась первая реальная возможность повлиять на дальнейшее развитие общества и потому особенно важно, чем будет наполнена голова тех, кто составит аппарат власти в наступающем веке — национал-патриотическими небылицами или идеями прогресса и просвещения себя и окружающих. Я не переоцениваю своего влияния и своих возможностей переубеждения, но считаю необходимым указывать на те мысли, которые согласно афоризму Ст. Е. Леца, можно выводить только в наморднике.