Генри Киссинджер - Нужна ли Америке внешняя политика?

Такого же рода двусмысленность характеризовала гуманитарную военную интервенцию в Косово. С одной стороны, руководители стран – членов НАТО не хотели повторения нерешительности, ставшей причиной промедления с вмешательством в Боснии. С другой – их гуманитарные озабоченности касались провинции, которую они всегда признавали частью Югославии. Фактически они яснее высказывались по поводу того, чего они хотели не допустить, чем того, чего они хотели бы достичь и каким образом.

Американское подключение в Косово произошло, когда в последние несколько недель пребывания у власти в декабре 1992 года администрация Джорджа Г. У. Буша предупредила Милошевича о том, что «в случае конфликта в Косово, вызванного сербскими действиями, Соединенные Штаты будут готовы применить военную силу против сербов в Косово и в самой Сербии» 87. Это заявление, не будучи сопровожденным никаким определением того, что стало бы рассматриваться как неприемлемое поведение или как будет определено, какая из сторон вызвала конфликт, было предназначено для того, чтобы втянуть Соединенные Штаты в Косово без выдвижения какого-либо решения или даже, например, какой-то идеи по этому поводу. На протяжении последующих пяти лет администрация Клинтона и НАТО «говорили громко, однако грозились маленьким прутиком», говоря словами британского историка Тимоти Гартона Эша, возможно, самого последовательного проницательного обозревателя Балканского кризиса  88.

Сочетание сплошных угроз и двусмысленных действий завело в тупик. Сербы неправильно рассчитали пределы натовской реакции, равно как и объединенную решимость довести военный ответ до логического конца. Что касается албанской стороны, то доселе широко признанный руководитель албанского сопротивления Ибрагим Руг о́ва – который постоянно прибегал к ненасильственному подходу, – был сменен АОК. АОК была полна решимости использовать западную озабоченность вопросами прав человека для того, чтобы поднять уровень насилия до такой точки, которая вынудила бы НАТО пойти на вторжение. Политика НАТО в итоге дала обеим сторонам стимул проводить совершенно бескомпромиссный путь.

Когда НАТО в конце концов вмешался, он сделал это с той же двусмысленностью, что была характерна для его предыдущего поведения. Предложения Рамбуйе не оставляли никакого иного выбора, кроме как военного вторжения. В то же самое время НАТО оставался достаточно завязанным на вестфальские понятия о суверенитете, чтобы подчеркнуть, что он рассматривает Косово частью Югославии. И он завершил войну, освятив это свое обязательство в резолюции Совета Безопасности ООН, завершившей войну.

Таким вот образом балканские реалии наложились на моральную браваду «новой» дипломатии. Поскольку роль НАТО в Боснии и Косово после прекращения враждебных действий сравнима с прежней позицией Австрийской и Оттоманской империй в регионе, которым удавалось навязать перемирие враждующим этническим фракциям, но они никогда не могли полностью ликвидировать их конфликты друг с другом. НАТО ближе к навязыванию традиционного протектората в районах, где он управляет, чем к реализации новых этических принципов.

Вооруженные силы НАТО находятся в Косово на основании мандата ООН, который, по сути, противоречит устремлениям местного албанского населения. Албанцы не воевали за автономию, они воевали за независимость, и, уж конечно, не за то, чтобы оставаться под югославским сюзеренитетом. И они показывали свой подход, когда проводили этнические чистки в отношении двухсот тысяч сербов на своей территории после победы НАТО. Что произойдет, когда демократическая Югославия после Милошевича, поддержанная Россией, обратится к Организации Объединенных Наций с просьбой придерживаться резолюции Совета Безопасности и дать возможность Югославии реализовать свои остаточные права? Каким будет американское отношение к требованиям независимости для косоваров, которые определенно будут выдвинуты? Будет по меньшей мере странновато, если Соединенные Штаты, повоевав в защиту косовской автономии, теперь станут сопротивляться (или даже воевать) попыткам получить независимость Косово. Но чем больше НАТО превращается в оккупационную силу, тем больше он оказывается постоянным участником в жестокой балканской борьбе по вопросам, которые совершенно непонятны большинству американцев и западных европейцев.

С другой стороны, независимость Косово имела бы глубокое воздействие на его соседей, особенно с большим албанским населением. По крайней мере, треть населения Македонии является албанцами, есть также значительные албанские меньшинства в Черногории и Северной Греции. Независимость Косово со всей определенностью подстегнет требования хотя бы автономии для этих национальных меньшинств – и, вероятно, вызовет повстанческую войну, особенно в Македонии. При этом вполне может возникнуть движение за Великую Албанию, объединяющее современную Албанию, Косово и все албанские меньшинства в других странах, которые смогут добиться автономии. Претворение в жизнь всех албанских устремлений будет представляться для всех стран, боровшихся за независимость в XIX и начале XX века, неким фильмом, прокрученным в обратном направлении, в котором возрождающийся ислам переделывает результаты своей собственной борьбы за независимость.

Соединенные Штаты и НАТО не могут позволить, чтобы дела шли произвольно. Возможным выходом будет созыв международной конференции с участием России под эгидой ОБСЕ (Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе) для выработки политического решения как для Боснии, так и для Косово. Она определила бы шаги в направлении независимости Косово и урегулировала бы боснийскую проблему на основе самоопределения для каждой этнической группы. Конференция согласилась бы по вопросу о гарантиях в отношении достигнутых договоренностей.

Соединенные Штаты прошли долгий путь с того времени, когда Джон Куинси Адамс предупреждал против похода за границу в поисках монстров, которых надо ликвидировать. Сегодня Америка и НАТО превратились в главных жандармов на Балканах. С одной стороны, растущая озабоченность правами человека является одним из достижений нашего времени и свидетельством продвижения к более гуманному международному порядку. Но его защитники ничуть не облегчают свое дело, представляя, что его можно отделить от всех традиционных понятий внешней политики и что американское самоограничение в стремлении достижения своих исторических ценностей является бездумным и аморальным. Во всем этом проглядывает парадокс. Его смысл таков: вспоминая, некоторые люди говорят, что во время холодной войны вильсоновцы утверждали, будто излишняя озабоченность вопросами безопасности ведет к стратегической перенапряженности и к иллюзии американского всемогущества. А сейчас, в эпоху после холодной войны, они настаивают на глобальной миссии для Соединенных Штатов и во имя гуманитарных и моральных ценностей, что чревато риском даже еще большей перенапряженности.