Генри Киссинджер - Нужна ли Америке внешняя политика?

Вероятно, самым важным вопросом является взаимоотношение универсальной юрисдикции с процедурами национального примирения, установленными новыми демократическими правительствами для решения вопросов сомнительного прошлого своих стран. Можно подумать, что испанский мировой судья был настолько тронут нелепостью запроса Испании, которая сама претерпела нарушения законности во время испанской Гражданской войны и периода правления Франко, чтобы судить в испанском суде инкриминируемые преступления против человечности, имевшие место в других частях мира.

Решение постфранкистской Испании избежать массовых уголовных процессов по нарушениям прав человека за недавнее прошлое преследовало со всей очевидностью цель поддержания процесса национального примирения, который, несомненно, значительно помог продвижению нынешней активности испанской демократии. Почему же у попытки Чили достичь национального согласия исключается такая же возможность? Должна ли какая-то группа извне, недовольная примирительными процедурами, скажем в Южной Африке, спокойно оспаривать их в своих национальных судах или судах третьих стран?

Важным представляется принцип, суть которого состоит в том, что те, кто совершил военные преступления или систематически нарушает права человека, должны быть привлечены к ответственности. Но укрепление правопорядка, внутреннего мира и представительного правительства в стране, предпринимающей усилия в поиске компромисса с жестоким прошлым, тоже правомочно. Естественное стремление наказать должно соотноситься, как это делается в любой конституционной демократической политической структуре, с системой «сдержек и противовесов», включающей другие элементы, столь же важные для выживания и расширения демократии.

Еще одним серьезным вопросом является тема использования процедуры экстрадиции в отношении обычных уголовников. Если дело Пиночета станет прецедентом, судьи повсюду будут иметь право выдвигать просьбы об экстрадиции без предупреждения обвиняемого и независимо от политики, которую может проводить страна обвиняемого в отношении предъявленных обвинений. Страна, из которой запрашивается экстрадиция, встает перед кажущимся техническим правовым решением, которое фактически равнозначно осуществлению политической свободы действий – либо принимать исковое требование, либо нет. Обвиняемому не разрешается опротестовать существо дела. И он должен уповать на применение процедурных вопросов. Скажем, имеется-де какая-то техническая неувязка в запросе об экстрадиции, или правовая система запрашивающей страны не способна обеспечить беспристрастное слушание дела, или преступление, из-за которого запрашивается экстрадиция, не рассматривается как преступление в стране, из которой эта выдача испрашивается. Тем самым отметается большая часть существа обвинения. В то же самое время, пока эти иски рассматриваются, обвиняемый остается под тем или иным видом ареста, вполне возможно, в течение ряда лет. Такие процедуры дают возможность для политического преследования задолго до того, как обвиняемый будет в состоянии представить свои возражения по иску. Было бы просто смешно, если бы доктрина, предназначенная для преодоления границ на пути политического процесса, превратилась бы в средство преследования политических противников, а не стала бы универсальным правосудием.

Прецедент с Пиночетом, если его применить в буквальном смысле слова, позволил бы обеим сторонам арабо-израильского конфликта или тем, кто участвует в любом другом жарком международном споре, переносить свои битвы в суды разных стран, преследуя противников при помощи запросов об экстрадиции  92. Когда право выбора того, какие преступления подпадают под универсальную юрисдикцию и кого преследовать, остается за национальными обвинителями, масштабы произвола будут поистине велики. До сего времени универсальная юрисдикция коснулась обвинения одного всеми осыпаемого бранью человека правых взглядов, в то время как десятки восточноевропейских коммунистических руководителей – не говоря уже о карибских, ближневосточных или африканских руководителях, которые причинили сполна пыток и страданий, – не подпали под аналогичные процедуры.

Мне будут возражать, говоря, что двойные стандарты не оправдывают нарушений международного права и что лучше осудить одного преступника, чем освободить по амнистии всех. Это не принцип, разрешенный во внутренней юрисдикции многих демократических стран, – в Канаде, например, обвинение может быть снято в суде просто демонстрацией того, что обвинитель был излишне избирательным, предъявляя явно необоснованные иски. В любом случае универсальный стандарт правосудия не должен основываться на предположении о том, что, дескать, победителей не судят и справедливый конец оправдывает несправедливые методы, или что в угоду политической моде можно пренебречь юридическими процедурами.

Идеологические сторонники универсальной юрисдикции также уповают во многом на интеллектуальные ориентиры новоявленного Международного уголовного суда. Их цель заключается в том, чтобы сделать уголовно наказуемыми некоторые типы военных и политических действий и тем самым внести изменение, чтобы сделать более гуманным поведение в международных отношениях. В той мере, в какой МУС заменяет иск национального судьи об универсальной юрисдикции, он очень сильно укрепляет состояние международного права. А со временем станет возможным на переговорах договориться о внесении поправок в его нынешний статут, чтобы сделать МУС более совместимым с американской конституционной практикой. Однако в его нынешнем виде наделения неизбранных судей полномочиями в области решения основных сложных и запутанных проблем международной политики – и к тому же отправления международного правосудия – МУС представляет такое основополагающее изменение в американской конституционной практике, что настоятельно требуются полномасштабные общенациональные дебаты и всестороннее участие конгресса. Такая судьбоносная революция не должна достигаться путем молчаливого согласия в решении палаты лордов или путем урегулирования дела, относящегося к компетенции МУС, на основе стратегии улучшения отдельных специальных положений, а не всего фундаментального вопроса в принципе.

Доктрина универсальной юрисдикции основана на предположении о том, что четко установлена личность отдельных физических лиц или определена суть дел, входящих в ее компетенцию. В некоторых случаях, особенно основанных на Нюрнбергском процессе, идентификация самоочевидна. Однако многие вопросы намного туманнее и зависят от понимания исторического или политического контекста. Именно такая неопределенность чревата рисками самоуправства и произвола со стороны обвинения и судей по прошествии нескольких лет после случившегося, и она становится очевидной с точки зрения существующих трибуналов. К примеру, может ли кто-то из руководителей Соединенных Штатов или другой страны быть привлечен к международным трибуналам, учрежденным для других целей? Именно это имеет в виду организация «Эмнисти Интернэшнл», когда летом 1999 года она поддержала «исковое заявление» группы европейских и канадских профессоров права к Луизе Арбур, являвшейся в то время главным обвинителем Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии (МТБЮ). Последняя утверждала, что преступления против человечности были совершены во время воздушной кампании НАТО в Косово. Арбур распорядилась сотрудникам аппарата трибунала провести разбор, тем самым исходя из того, что она имеет подобную юрисдикцию, если таковые нарушения могли бы на самом деле быть представлены. Ее преемник Карла дель Понте в конечном счете отказалась обвинить какое-либо официальное лицо НАТО в силу общей неспособности «точно определить индивидуальную ответственность». Тем самым вновь отмечалось, что суд имеет юрисдикцию над руководителями НАТО и Америки по вопросу Балкан и вынес бы приговор, если бы он был в состоянии определить конкретных руководителей, которые якобы были вовлечены в это  93.