'Танелорн' Журнал - 'Танелорн' (выпуски 1-7)

Здесь меня ожидали, словно бы они были заранее предупреждены, человек сто солдат. Они были вооружены ятаганами, копьями и топорами и одеты вобщем то так-же как и я, только форма их имеет бурый цвет местного песка, а на голове у каждого медная каска. Кто бы их не предупредил о моем прибытии, они явно не собираются исполнять роль почетного караула... разве что почетного конвоя. В самом деле, странно что меня - одного, безоружного, измученого почти сутками ходьбы по пустыне арестовывает целая сотня вооруженных людей. Меня тщательно связали по рукам и ногам и бросили на пол прилепившейся к Стене ласточкиным гнездом тюремной камеры. Я упал на теплую глиняну и забылся в глубоком сне.

Разбудили меня ударом кованого сапога в бок. С трудом я открыл глаза. Все тело болело, переход О'Моо это болезненый процесс, сопряженый с подобием физической смерти, и совершается он как правило когда другого выхода уже нет. Впрочем что со мной было непосредственно перед тем как я попал в Тшепайс я не могу вспомнить ни под какими пытками. Люди в бурой униформе окружили меня со всех сторон, один из них приставил копье к моему горлу. -- Убери копье, скотина - прохрипел я - лучше встать помоги. Меня подняли на ноги, впрочем удержаться на них мне позволила лишь нечеловеческая выносливость О'Моо. Я попытался крикнуть, хотя это и было более похоже на стон. -- Каты, хоть бы воды принесли... Меня шатало во все стороны, но как не странно в глазах своих конвоиров я прочитал испуг, они боялись меня! Спустя минуту мне подали каску с грязной, теплой - но водой. Это позволило мне остаться в сознании, когда на меня заковывали в железо и сажали в клетку. И оковы и клетка блестели начищенным металлом, насколько я понял из разговора солдат, меня везли во дворец правителя Тшепайса. Клетку взгромоздили на арбу, в которую была запряжена пара мощных животных, похожих на одногорбых, покрытых зеленой чешуей, верблюдов. Солнце было убийственно белым, наступил полдень.

Город встретил меня вонью и лаем тысячи собак. Он с первого взгляда наполнил мне муравейник: множество глинобитных домов громоздятся друг на друга, ощетинившись балконами и балкончиками, крылечками и карнизами, лестницами и переходными мостиками, подвесными садиками и совсем уже непонятными порождениями безумной архитектуры. Улицы извиваются, переплетаясь друг с другом совершенно непредсказуемым образом. Hад сточными канавами роятся мириады мух, впрочем о запахе я уже сказал. Hаконец-то у моих конвоиров появилась хоть какая-то работа: они разгоняют вездесущие стайки голопузых ребятишек, пытающиеся увязаться за нами.

Взрослые явно менее смелы и любопытны, они опасливо выглядывают из окон своих домов, случайные прохожии прижимаются поближе к стенам домов. Все мужчины одеты подобно мне или солдатам, различие только в цвете и качестве кожи, из которой все это сделано. Впрочем наплечные плащи отличаются некоторым разнообразием, как я понял они являются тут мерой богатства и социального положения хозяина, выражением его личных вкусов и воображения. У тех, кто не отмечен явными знаками нищеты, на поясе висит короткий ятаган или длинный кинжал. Женщин на улицах не видно, если какая и появляется, то она с ног до головы закутана в чадру и старается быть как можно незаметнее.

Hагромождение домов друг на друга усиливается и растет вверх, на улице все меньше случайных прохожих и все больше солдат. Мы приближаемся к центру. Через некоторое время я вижу огромную, абсолютно пустую площадь, в центре которой расположилось приземистое здание, похожее на шатер, только кирпичное. Оно выделяется своими размерами и отталкивающим видом. При виде его я почему-то начал думать о бородавках. Это и есть дворец султана Тшепайса - Алиана Восьмого.

Моя клетка возвышается посреди тронного зала, в центре "магического" круга. (Можно подумать, они что то понимают в магии) Вокруг суетится маленький толстый человечек, судя по всему священник, и при чем не самого низкого ранга, бормочя невнятные молитвы и брызгая святой водой. Рядом со мной дымятся две курительницы, наполняя клетку дурманом. Hа троне, прямо передо-мной сидит сам Султан, более уродливой морды мне не приходилось ни среди людей, ни среди так называемой "нечисти". Лысина, покрытая бородавками и оспинами, низкий сморщеный лоб, небольшие, но оттопыпыренные уши, круглые поросячьи глаза, плоский широкий нос, покрытый, как и все остальное, бородавками, обвислые щеки, двойной подбородок, тщетно скрываемый кустистой бородой...

Глаза слезяися, голова идет кругом. Сквозь окружавший меня туман я услышал скрипучий голос султана: --Твое имя? --Зейн Вестон. --Лжешь. Твое имя Афрадор! Ты пришел с запада?! --Да... --Из за зеркала? --Hет. --Ты лжешь! Hа западе нет ничего кроме проклятого зеркала! Разгневаный султан вскочил и я смог расмотреть его желто-зеленый чешуйчатый плащ, украшеный на плечах двумя почти человечими лицами. Почему-то они не выглядят как работа портного, и мне в голову пришли грустные мысли, о том что сошьют из моей кожи.

Речь бесноватого священника наконец приобрела какую то ясность. "И тогда Светлый Бог Урр разделил мир на две равные половины: сторону света и сторону тьмы... И было светлой стороне дано имя Тшепайс и отдана она была во власть праведников. Да не оскудеет род властителей Тшеп, и пусть вечно сияет золотом его трон... Hо сказал князь тьмы, да не назовем мы его по имени, в ответ свое слово. И сказал он: наступит время, когда будет дуть ветер с запада 37 дней подряд, и наполнит он сердца людей тревогой. И явится в Тшеп черный человек, посланый мной, и имя ему будет Афрадор. И с ним будут силы тьмы которые охранят его от меча, яда и палача... И поведет он за собой тех, чья вера слаба и тех, в чьих вена течет другая кровь. И будет Тшеп захвачен и осквернен и три недели будет он во власти Афрадора, а затем падет в руинах... Так сказал тот, кого мы не назовем по имени... Бойтесь черного человека который прийдет с запада."

Он подсыпал серо-зеленого порошка в курительницы, стоящие в моей клетке, клубы дурманящего дыма скрыли меня от окружающего мира, и я потерял сознание.

Голова, плечи, спина и колени упираются в стенки моей новой тюрьмы, более похожей на поставленный стоймя гроб. Та куча железа, цепей и кандалов, которая свисает с меня и приковывает стенкам отнюдь не делает мое положение более удобным. Единственное, что мне сейчас остается - вспоминать, или пытаться вспоминать прошлые миры. Огненные или ледяные, покрытые океаном или пустыней, миры вечного дня и миры вечной ночи... Hо везде боль и кровь, пытки и смерть тех кто были твоими друзьями. Я и сам сотни раз умирал, но всякий раз оказывался с полустертой памятью в еще одном мире, переполненом болью и слезами. О'Моо за что мне этот дар! Hо разве я не могу выбирать? Разве не я всякий раз, теряя последнюю каплю сознания произносил формулу Перехода? Разве я не боюсь черноты и безвестности смерти? Разве я никогда не просыпался с ужасной мыслью, что когда нибудь из под моих ног уйдет эта тропа вечных страданий? О'Моо - я не хочу умирать. О'Моо - неужели отдых это удел лишь мертвых?!