Дмитрий Шепелев - Жанна

В нашей с Жанной истории интуитивно я занял позицию попутчика, который никогда не оставит, который всегда рядом. Я даю ей понять, что не рассчитываю на нее, на ее поддержку, на ее участие, только хочу, чтобы она поправилась. И при этом не говорю, но очень жду ее «возвращения». Я хочу, чтобы наконец нас снова стало двое. Я так долго тащу это всё на себе один. Это выжидание меня тяготит. Пытаюсь объясниться. Но мои попытки достучаться до Жанны тщетны.

Из дневника, осень 2014 года:

«Я принял принципиальное решение и не буду его менять. Я останусь с этой женщиной навсегда. По-другому не может быть. Но я слабак, потому что все чаще у меня не остается терпения. Я позволяю себе злиться на ее забывчивость и лень, раздражаться на пустоту в ее голове, в конце концов, требовать к себе внимания. И, к ужасу, начинаю понимать – лучше не будет. Злюсь. И все меньше подстраиваю свою жизнь под нее, иначе боюсь, что тоже скачусь в пустоту. Я отдаляюсь от нее, так же как она от меня. Однако моя ненависть в действительности – это моя любовь к ней. И будь сейчас новогодняя ночь, я бы все равно загадал, чтобы у Платона была мама, чтобы у меня была моя Жанна и чтобы она была жива».

Возможно, это распространенная ошибка родственников – полагать, что, когда болезнь временно отступает, то больной должен немедленно продемонстрировать все признаки выздоровления. Как будто бы рак – это грипп или ангина. Увы, рак – это долгое заболевание. И даже если представить, что химиотерапия, облучение, операция или иммунотерапия, как в нашем случае, дали результат, психологически рак будет еще долго держать дорогого вам человека за горло. «Выйти» из болезни гораздо труднее, чем просто физически поправиться. В постсоветском менталитете, кажется, вообще не существует никакого алгоритма жизни после рака. Потому что нам кажется, что рак = смерть. Это не так. Сколько есть историй людей, истощенных жизнью после рака. Только, представьте, не самой болезнью, а ее психологическими последствиями, страхом рецидива, непониманием и необоснованными претензиями родственников и близких: «Ну, давай, вставай, иди вперед, ты же поправился!»

Всё не так просто.

Вместе с онкологическим пациентом болеет вся семья. В это трудно поверить, если вы по ту сторону болезни. И это кажется совершенно очевидным, если вы внутри. Я уверял себя: я сильный, я всё выдержу, я всё смогу. Это заблуждение.

…Одним вечером, припозднившись, я был вынужден остаться в Москве, в то время как Жанна и сын были в загородном доме под присмотром родителей. За ужином я налил себе рюмку водки, затем вторую, третью. Мне казалось, что алкоголь не действует, что ему не под силу заглушить мой воспаленный ум, ослабить нервы. Не под силу хотя бы на один вечер избавить меня от повседневного напряжения. Казалось, что я пил воду, и уже не замечал, как пил, пил, пил, наполняя одну рюмку за другой. Мне было так одиноко, и я был совершенно опустошен. Я пил. Время перестало существовать. Всё кругом поплыло, затуманилось и исчезло, только изредка вспыхивая бессвязными картинками реальности. Дверная ручка моего автомобиля… Ночной город… Замочная скважина двери ее квартиры…

Я проснулся в квартире Жанны. С ужасом для себя осознав, что едва ли помню, как сел за руль, приехал из своей квартиры в ее, чтобы прикоснуться к безвозвратно ушедшему, тоскуя по прошлому беззаботному счастью. Я понял, что впервые в жизни просто не контролировал себя. Страшно представить, что я мог натворить.

Я погибал вместе с Жанной. И мне нужна была помощь. Тогда это стало совершенно очевидно.

Болезнь – это испытание. Трудно проходить его в одиночку. Не стесняйтесь попросить помощи. 8–800–100–01–91 – это бесплатная круглосуточная линия помощи людям с онкологическими заболеваниями и их родственникам. Она организована проектом «Со-Действие». Если вам плохо, не держите это в себе.

То время требовало от меня особенного терпения. До этого дня моя жизнь была подчинена сначала подготовке к рождению сына, уходу за Жанной, поиску лечения, врачей и лекарств, консультациям, бесконечным переездам. Непростая смесь. Тогда я почувствовал, что остро нуждаюсь в поддержке, тоже нуждаюсь в заботе. Давно ли кто-нибудь спрашивал, а как, собственно, себя чувствую я? Но спросить было некому: самые близкие мои люди нуждались во мне, и я терпел. Изо всех сил ежедневно держал себя в руках, пытаясь не сорваться, не выплеснуть все, что накопилось внутри.

Накануне очередного контрольного анализа мы все необъяснимо испытывали особенное напряжение. Казалось, что страх победил, казалось, что на этот раз новости будут нерадостными.

– Всё в порядке, – сухо отрезал врач. – Встретимся через три недели.

Его скупые слова, сказанные для того, чтобы успокоить, наоборот, с силой всколыхнули мнимое равновесие затаившейся души. В тот вечер я не нашел ничего лучше, чем вновь искать спасение в алкоголе. И вскоре ощутил, что больше не в состоянии сдерживать себя. Я кричал, ломал мебель, колотил кулаком о стену и повторял только: «Как больно… как больно… как мне больно» – и не мог остановиться. Это был нервный срыв, который должен был рано или поздно произойти.

Моя испуганная Жанна нежно обнимала меня за плечи: «Всё хорошо. Всё хорошо…»

«…Прости, мне так стыдно. Я ничего не могу поделать. Прости мои слезы. Я не должен быть слабым. Я так люблю тебя. Прости. Прости. Прости…»

Наутро я рассказал Жанне о своих страхах. Выслушав, она взяла меня за руку и посмотрела в глаза: «Счастье любит тишину, – сказала она, – мы же счастливы? Нам сейчас хорошо?» И я не нашелся что ответить. Счастье любит тишину. Я велел себе быть тихим в нашем счастье.

Незаметно наша новая жизнь обзавелась привычным ритмом и порядком. И мы научились наслаждаться тем, что имеем.

Одним из самых важных событий того времени стала наша с Жанной поездка в новый дом, который мы присмотрели и купили вскоре после рождения Платона. Многие спрашивали, почему было не отложить покупку до лучших времен? Чтобы не откладывать жизнь на потом! Мы хотели уединения. Мы хотели, чтобы у нашего сына был дом.

Мне не терпелось поскорей показать его Жанне, и наконец этот момент настал: строители учтиво встречали нас, кажется, даже надев свежие рубашки, а я вел экскурсию: «Посмотри, здесь будет кухня, здесь – спальня Платона, а это наша». Жанна светилась от счастья и уже представляла, какие повесит занавески, какой будет мебель и свет. После устроили скромный ужин прямо в строительном вагончике на заваленном снегом участке. Мы пировали вместе с нашими строителями, Жанна с присущей ей непосредственностью поедала приготовленного на углях кролика, запивала его красным вином и смешила всех историями из гастрольной жизни. Несколько часов счастья в строительной бытовке в сердце нашего несостоявшегося мира. Последние несколько часов счастья. Жанна видела наш дом в первый и последний раз в своей жизни.