Николай Зенькович - Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы

Ответ.О доме по улице Димитрова недавно писали еженедельник «Аргументы и факты» и некоторые другие издания. Расследование по этим публикациям заканчивается. Сообщение в ближайшее время будет опубликовано Управлением делами ЦК КПСС. (Опубликовано в газете «Правда» 1 ноября 1990 г. — Н.З.) Предваряя его информацию, могу только сказать, что тут много возникает заминок, вытекающих из существовавших порядков. Если, к примеру, место застройки давалось в центре, то оговоривалось, что дом должен быть определенной высотности, комфортности, отделки и т. д. И это для всех организаций и органов, а не только ЦК. Квартиры в этом доме распределяло не только Управление делами ЦК КПСС. ЦК передал некоторым организациям определенную площадь в этом доме взамен ранее полученной у них. А непосредственно распределением и заселением они занимались сами. Это ни в коем случае не оправдание, а просто информация. Сказать, что не было никаких перекосов, нельзя. И мы ответственно заявляем, что такого больше не будет.

Что я имею в виду под предательством? И в партии, и в обществе, и в семье случается всякое. Допускаю, что человек даже и жизнь свою может переосмыслить и прийти к совершенно другим философским и жизненным установкам. Это нормальный процесс, когда задаешься вопросом, соответствуешь ли ты требованиям, которые предъявляются члену КПСС? Если чувствуешь, что этим требованиям соответствуешь, если все положения, установки, программа и устав совпадают с тем, что дорого человеку, что находится внутри него — какой смысл выходить из партии?

Или надо честно и прямо сказать, что ошибался, когда присягал на верность партии, когда писал в заявлении о том, что полностью признаю и обязуюсь выполнять программу и устав КПСС. Бывает, почувствовал человек обузу — и ушел. Но не поливай же ты грязью ни прежнюю семью, ни все остальное, ибо поливаешь ты самого себя, не правда ли? Это и по-человечески как-то непорядочно. Такое всегда называлось предательством. Если на Руси юродивых еще жалели, то предателей — никогда.

Вопрос иракского журналиста.Неприятели КПСС множатся быстро, а партия занимает оборонительную позицию. Не пора ли покончить с самобичеванием? Партия же изменилась.

Ответ.Я с вами целиком и полностью согласен, пора кончать. Надо не самобичеванием заниматься, а работать, действовать. Еще раз подчеркну: не все партийные организации занимают оборонительные позиции. Немало и таких, которые ведут достаточно четкую наступательную работу, завоевывают позиции, поддерживают контакты с нарождающимися партиями, движениями, вступают с ними во взаимодействие, предлагают свои меры. Это взаимодействие помогает уходить от конфронтации, улучшать ситуацию.

Думаю, мы уже проанализировали свое прошлое, сказали о том, что у нас было хорошего и плохого, о своих ошибках, а теперь надо начинать работать. У меня, например, настроение такое. И у моих товарищей по Секретариату тоже.

Вопрос еженедельника «Союз».Считаете ли вы, что во внутрипартийной жизни после XXVIII съезда начали происходить какие-то радикальные перемены? Если да, то какие?

Ответ.Думаю, что радикальных перемен в партии пока не произошло. Пока на подступах очень многие и во многом. В чем здесь причина? Видно, подзатянулась предсъездовская обстановка, дискуссии и т. д. А поскольку мы народ достаточно инертный во всем, то инертность сохраняется и в партии. Вроде бы видим — пора кончать дискутировать, надо начинать работать, а остановиться не можем. Тем не менее выход из критической ситуации начинает появляться, и я, например, верю, что недалек тот день, когда радикальные перемены станут реальностью.

Мои коллеги из идеологического, гуманитарного и других отделов, работники партийных комитетов с периферии, прочитав мои опусы с заседаний Секретариата, а затем и сами постановления, высказывали уйму интересных мыслей. Улыбку вызывали сообщения о кадровых перемещениях. Нередко утверждения проходили в ЦК КПСС через семь-восемь месяцев после избрания на пост первого секретаря обкома и крайкома.

Потом появилась промежуточная инстанция — ЦК Компартии РСФСР. Однажды присутствовавший на заседании «большого» ЦК Иван Кузьмич Полозков, узрев свои кадры, приглашенные на утверждение, взбунтовался: почему вы их утверждаете раньше нас? Вот и ездили российские партийные кадры сначала на беседу к Полозкову и к членам его Политбюро, а через месяц на утверждение в «большом» Политбюро. А какой, собственно, смысл был в утверждении первых секретарей обкомов? Они были избраны на партийных конференциях своих регионов и, как правило, на альтернативной основе.

За год я не помню случая, чтобы Секретариат не утвердил кого-нибудь, отвел чью-нибудь кандидатуру. Утверждение и раньше носило формальный характер, что уж тут говорить о новых временах, когда руководители партийных комитетов на местах стали меняться с невероятной быстротой. «Может, вместо института утверждения кадров ввести институт их представления?» — предлагали многие.

Немало нареканий вызывал и характер постановлений ЦК. Несоответствие этой формы связи между ЦК и местными партийными комитетами в новых условиях видели не только в регионах. Понимали архаичность постановлений, принимаемых по разным поводам, и в Секретариате ЦК. Время от времени об этом заходил разговор. Иногда даже бралась под сомнение целесообразность принятия общепартийных документов универсального характера. Невозможно в одном документе предусмотреть задачи всех партийных комитетов, действовавших в разных условиях. Как можно, например, сидя в Москве на Старой площади, ставить одинаковые задачи партийным организациям, работающим в республиках Прибалтики и Казахстана, Молдовы и Белоруссии, Армении и Украины? Абсолютно разная специфика.

Выпускать постановления по каждой компартии отдельно? Но ведь они самостоятельны. А с другой стороны, ЦК в Москве в этом случае превратится в надсмотрщика, творца инструкций и указаний. Снова заколдованное колесо, и никто не знает, как из него выбраться. И все оставалось по-прежнему — плодились пространнейшие постановления, как в былые времена, когда был сильный центр и ЦК выступал в роли его станового хребта.

Ну, не нонсенс ли принимать развернутое постановление о работе партийной организации Харьковского государственного университета? Что поучительного почерпнет из него профессор-коммунист в Вильнюсе или, предположим, в Кишиневе? Условия-то совершенно разные. Я уже говорил, что в Секретариате это понимали. Но все ограничивалось пониманием, не больше. Реформирования стародавней практики не было. Может, потому, что реформаторов в ЦК не находилось?