Карина Чумакова - Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока

Но ответ пришел сам собой: как-то раз, выйдя из оперы после спектакля, мы с подругой сели в такси и отправились через парк на Ист-Сайд. Подруга моя – уроженка Айовы, сейчас живет в Калифорнии. Общеамериканское открытое лицо, белозубая улыбка, никакого акцента, непринужденный смол-ток – и опять проклятый вопрос: «Where are you guys from?» Тут я, надо сказать, немного позлорадствовала: не угадал, парень! Значит, и у таксистов бывают проколы. Но моя солнечная калифорнийка вместо того, чтобы прояснить недоразумение, стала подробно рассказывать кэбмену, откуда конкретно из Калифорнии приехала, каковы ее планы в Нью-Йорке, заодно упомянула, что когда-то, еще в 70-х, училась в Колумбийском университете и жила в студенческом общежитии на Морнингсайд Хайтс. Водитель оживился, стал рассказывать ей, как непросто нынче купить жетон таксиста, не то что в 70-е, когда он только начинал, – в общем, все остались довольны друг другом, и доллар сверху увенчал взаимную симпатию.

После этого случая до меня дошла очень простая вещь; она лежала на поверхности, но была недоступна моему пониманию в силу комплекса «понаехавшей»: в Нью-Йорк все по определению откуда-то приехали. «Приезжий» для ньюйоркца не является синонимом «чужака». Не стоит тратить силы, доказывая, что ты свой. Спрашивают, откуда приехал? Не удивляйтесь, это всего лишь способ продемонстрировать дружелюбие, можно сказать, часть предоставляемого пакета услуг. Признавайтесь: я из России… ну или откуда бы вы ни приехали. Конечно, есть риск выслушать весь заготовленный на такой случай набор: vodka, balalaika, matrioshka, Putin… – или Nikita Khrushchev, если таксист принадлежит к поколению, запомнившему его историческую речь на Генассамблее ООН, в которой советский лидер пообещал американцем познакомить их с «матерью Кузьмы». Возможно, придется провести небольшой географический ликбез и объяснить, что Россия – это чуть правее Польши и чуть выше Китая. Или вам повезет больше, и вы выслушаете историю про то, как ваш водитель, будучи родом из Камеруна, когда-то, прежде чем эмигрировать в США, учился в Егорьевском летном училище – был со мной однажды и такой случай. Если вы не настроены на разговоры, фраза «Sorry, I don’t speak English», произнесенная с улыбкой, снимет все вопросы.

Что же касается акцента, то у всех, кто говорит на английском, так или иначе есть какой-то акцент: дело в том, что под акцентом в Америке подразумеваются любые особенности произношения. Натренированное нью-йоркское ухо различает даже «акцент» жителей Нью-Джерси, живущих через реку ровно напротив Манхэттена, не говоря уж о напевном, ласкающем слух выговоре южан. С другой стороны, акцентом принято называть и рубленный славянский английский (вспомните русских мафиози из голливудских фильмов), и густой индийский, и даже самый что ни на есть стандартный британский. Так что своего «акцента» – каким бы он ни был – стесняться не стоит.

Любая попытка говорить по-английски рассматривается обычными американцами как акт великодушный, заслуживающий всяческого поощрения. К сожалению, факт остается фактом: не так много американцев владеют иностранными языками, а если и владеют, то это чаще всего испанский или какой-то другой, на котором говорили у них дома. Поэтому, даже если вы говорите на школьном английском, ловко жонглируя десятком кстати всплывших в памяти слов из «топика» про путешествия – даже в этом случае вы наберете массу очков в свою пользу. Вас непременно поймут или как минимум попытаются понять.

Кстати, о таксистах: в Нью-Йорке лишь 8 процентов из тех, кто крутит баранку, родились в США. Среди водителей больше всего индусов и пакистанцев, за ними следуют выходцы из Африки и с Кариб. А сорок лет назад все было абсолютно иначе. Стереотипический нью-йоркский таксист 70–80-х – подрабатывающий студент, начинающий актер, который «бомбит» между кастингами, непризнанный писатель – словом, набор типажей из комедий Вуди Аллена. Но если раньше водители получали процент от выручки, то сейчас система в корне изменилась: водитель платит за дни аренды машины хозяину таксомоторного парка, поэтому, чтобы остаться в плюсе, ему приходится работать минимум 10–12 часов в день. Какие уж тут кастинги и учеба. Мало-помалу коренные ньюйоркцы среди таксистов стали музейной редкостью. Однажды, когда мне посчастливилось ехать в компании одного из них, он рассказал мне не очень политкорректный, но очень жизненный анекдот: «Стою я, – говорит – как-то раз на светофоре на Мэдисон-авеню, поворачиваю голову и вижу: в соседнем такси сидит водитель – белый мужчина лет под 60, ну прям как я! Мы оба так расхохотались! И теперь я всем своим пассажирам рассказываю, что в Нью-Йорке, кроме меня, есть еще один белый таксист, и я однажды видел его собственными глазами».

Одно можно сказать определенно: о демографии Нью-Йорка нельзя судить по уличным прохожим. В погожий день на Манхэттене половина людей – туристы, говорящие на всех языках мира. Если вести речь о тех, кто считает Нью-Йорк своим домом, то, по данным последней переписи населения, из 8,5 миллиона 44,6 % – белые, 25,1 % – чернокожие, 27,5 % – латиноамериканцы, 1,8 % – азиаты. Пусть вас не смущает то, что в сумме выходит больше ста процентов: дело в том, что в анкете переписи 2010 года респонденты могли отметиться в более чем одной расовой категории, отсюда и статистический казус.

Интереснее другое: перепись показала, что 36 процентов ньюйоркцев родились за пределами США, – и это по сравнению с 13 % в среднем по стране. Кто-то из них приехал в Америку в детском возрасте, кто-то – совсем недавно. Одни сохраняют свою национальную идентичность, другие полностью ассимилировались и перестали ассоциировать себя с исторической родиной. Латиноамериканские этнические сообщества, пожалуй, держатся за свои корни крепче других: дома говорят в основном по-испански, сохраняют приверженность национальной кухне, живут тесными сообществами и создают семьи в основном внутри этих сообществ.

Русскоязычные эмигранты поначалу вели довольно самодостаточное существование и предпочитали жить «поближе к своим» на Брайтоне, но дети и внуки эмигрантов 70–80-х практически полностью влились в американскую жизнь, и теперь иной раз лишь славянская фамилия выдает их корни.

Для чернокожих американцев идентичность – довольно больной вопрос. Еще десять лет назад казалось, что расовый вопрос в США решен окончательно и бесповоротно, что интересы чернокожего населения учтены на всех уровнях, а белые испытывают что-то вроде исторического раскаяния за годы политики притеснений афроамериканцев. Но в свете событий, вызванных убийством чернокожего юноши белым полицейским в городе Фергюссон, штат Миссури, все стало не так однозначно. Волна протестов привлекла внимание общественности к череде аналогичных случаев, к милитаризации полиции, к политике расового «профайлинга». Нью-Йорк эти события задели напрямую: 20 декабря 2014 года в Бруклине были расстреляны двое патрульных полицейских. Убийца, по собственному признанию, мстил за смерть юноши, убитого в Фергюссоне. По иронии судьбы один из полицейских был сыном китайских эмигрантов, другой – мексиканцем по происхождению; это лишний раз подтверждает то, что в нью-йоркском контексте оппозиция «белые» и «черные» выглядит довольно надуманно; этот город не шахматная доска, а многоцветная мозаика.