Станислав Белковский - Любовь провокатора

а) не должны ощущать себя маленькими людьми;

б) обречены на использование всех технических достижений этой прекрасной эпохи.

Притом политики за долгую историю своего ремесла научились профессионально лгать. Это им приходится делать так часто и помногу, что политик лжет на автомате – даже тогда, когда это совершенно не требуется практически.

Но теперь, когда открытое общество пристально смотрит на политика глазами своего лидера Большого Брата, – что же дальше?

Выходов, опять же, два.

Первый. Политик должен стать честным, а политика – территорией тотальной правды. Нереалистично, скажете вы? А как иначе? Если разоблачение может последовать уже через несколько исторических минут после стандартного сеанса черной политической магии.

Второй. Можно официально провозгласить для сильных мира сего отдельную мораль. Мол, большим (немаленьким) людям в качестве компенсации за висящий на них груз неподъемной ответственности открыто разрешается все, что не позволено иным. Стал большим политиком/начальником – получи лицензии на убийство и изнасилование, распишись в путевом листе.

Критик скажет мне, что второй путь стар как мир – «что позволено Юпитеру, не позволено быку». Так-то оно так. Но вот официального объявления о необходимости параллельных моралей еще не было. Ждем?

Европа, кстати, все ближе к первому пути. Там карьера Доминика Стросс-Кана, который был без пяти минут президент Франции, прервалась из-за его приставаний к отельной горничной. Карл-Теодор цу Гутенберг, надежда немецкой политики, потенциальный преемник г-жи Меркель, не только ушел с министерского поста, но и отчаянно убыл в США после обнаружения скромного плагиата в его диссертации. Про эстонского министра внутренних дел, которого уволили за поездку на дачу в казенном авто, и говорить нечего, так как имя его я не вспомнил.

А каким путем собирается двигаться наша Россия? Какие есть версии?

Авторитетный Американский институт общественного мнения, он же Институт Гэллапа, опубликовал данные нового большого опроса. Результат: 63 % жителей США считают, что править страной должны, по возможности, женщины.

Считается, что часть респондентов (т. е. тех, кому хватает желания и сил отвечать на социологические вопросы) сказали так под властью предчувствия, согласно которому следующим (2016 год) президентом США станет Хиллари Клинтон – по крайней мере, она сейчас наиболее вероятный кандидат от Демократической партии, а конкуренты-республиканцы пока никакими яркими фигурами в этом смысле не радуют. Но дело не в перспективах конкретной женщины, пусть даже весьма выдающейся. Дело в принципе.

Я с относительно давних пор отношу себя к сторонникам женского правления. И хочу воспользоваться опросом Гэллапа, чтобы порассуждать на заданную тему.

Согласно одной из важных научных теорий, женщины правили миром изначально. Т. е. сперва был матриархат, а все остальное – потом. Хотя бы уже потому, что только женщина непосредственно дает человеческую жизнь. И тем самым выполняет определенную эксклюзивную функцию, представителям других полов не очень доступную. И пока наши предки обеспечивали свою жизнь коллекционированием и собирательством, никому бы и в голову не пришло поставить под сомнение власть Женщины, наипаче Матери.

Но потом человечество ударилось во всякие занятия, требовавшие грубой физической – преимущественно мужской – силы. От охоты до пахотного земледелия. И, воспользовавшись сменой экономической модели раннечеловеческого бытия, мужчины как-то вышли на политическую авансцену. С которой все никак не соберутся уйти.

А дальше – началась война. С помощью тяжелых вооружений, своих для каждой эпохи. И выяснилось, что раз человек-мужчина пригоден для ведения боевых действий – в отличие от женщины, которую слишком жалко расходовать попусту, – то он и должен править. Получилось, таким образом, что не война – продолжение политики иными средствами, как учил нас много позже Карл фон Клаузевиц, а как бы наоборот. Политика – продолжение войны. Ибо война – источник власти.

Так началась цивилизация войны, из которой мы и не думали вываливаться, даже если нам казалось, что за окном – мир. Я где-то прочитал (честно говоря, не помню где), что после 1945 года, в самую спокойную человеческую эпоху, у нашего биологического вида было всего 26 полностью мирных дней. Откуда такая цифра получена и почему мы уверены, что в один из двадцати шести этих дней где-нибудь на границе Того и Бенина никто ни в кого не стрелял из автоматов Калашникова, неизвестно. Хотя если там и стреляли, то это значит лишь одно: мирных дней было еще меньше. Может, даже ни одного.

Иными словами, мужчины вовлекли мир в перманентную войну, которая и есть главное (единственное) основание их власти (доминирования).

Война, если разобраться с ней не только по Клаузевицу, – вообще очень интересная штука. Не случайно маскулинно-патриархальное человечество так любило и любит повоевать.

Во-первых, война дает жизни очень предметный и прикладной смысл. В мирный день, которого, как мы теперь знаем, почти не бывает, ты валяешься на диване и занимаешься одним из двух дел: а) ловишь этот день; б) убиваешь этот день как отрезок общего времени, которое ты тоже должен убить. После мирной ловли и условного убийства приходя к выводу: жизнь бессмысленна, кругом одна всяческая суета.

Совсем другое дело – война. Здесь ты должен чисто конкретно и в самом прямом смысле глагола убить врага, иначе он убьет тебя. Ты предельно концентрирован и отмобилизован. Никаких сомнений в осмысленности твоей жизни, могущей прерваться в любую секунду, не остается. Война уничтожает стенания, сомнения и рефлексии, присущие мирному дивану.

Во-вторых, война как ничто иное дает человеку ощущение устойчивой общности. Помогая тем самым бороться с самым страшным – одиночеством. Космическим одиночеством, если угодно.

Воюют ведь, как правило (есть исключения), не потому, что дорог тебе твой дом ©. Дом-то можно спасти вполне, сдавшись в плен. Или конвертировать в новый дом, спешно продав уязвимое имущество прямо перед началом войны и куда-нибудь сбежав (эмигрировав). Воюют – из чувства принадлежности к чему-то существенно большему, чем ты сам и даже твоя аморфная семья. К тому, что есть до тебя, во время тебя и будет после тебя, неопределенно долго. И потому чем более одинок человек, чем холоднее ему в мировом пространстве, пронизываемом реликтовым излучением температурой в три кельвина (-270 градусов по Цельсию), тем пуще порой тянет его на войну. Даже придуманную, несуществующую. Если перелистать всяких литературных классиков войны, можно найти немало подтверждений только что сказанному.