Станислав Белковский - Любовь провокатора

В-третьих, война толкает человечество вперед, то есть вглубь его собственных скрытых возможностей. Ведь где была бы вся великая наука и нынешние неизмеримые технологии, если бы не угроза войны? В предвкушении мира человечество не почесалось бы – ив итоге осталось бы без трех четвертей своих важных свершений.

В-четвертых, война оправдывает мир. Чем мы занимаемся в мирное время? Готовимся к войне и тем самым предотвращаем ее. Это объясняет наше существование? Более чем.

Стало быть, положить конец перманентной войне можно, лишь забрав власть у мужчин.

В чем я вижу принципиальные преимущества женского правления?

1. Чтобы уже закончить с военной тематикой.

Женщина способна ценить мир гораздо больше мужчины, поскольку война – настоящая, горячая война – отнюдь не настолько нужна ей для внутренней легитимации. Мать – она и есть мать, других доказательств исключительного положения в мире не требуется.

Кроме того – дополнительное, но важное: в эпоху сверхвысоких технологий женщина может воевать почище мужчины, а значит, половые ограничения, наложенные старой и недоброй цивилизацией войны, во многом теряют значение и смысл.

2. Власть – вещь скорее интуитивная, чем дискурсивная. Важнейшие правильные решения правитель принимает путем интуитивного озарения, вглядываясь в реальность, открытую только ему.

Именно поэтому успешные правители не так часто бывают классическими интеллектуалами. Или суперумными людьми в формальном, мужском смысле ума.

Недаром многомудрые советники, изучившие сотни веков наук, часто так бывают раздражены, что их советы не востребованы властителями. Людьми, которые нередко кажутся кондово-крестьянскими по сравнению с их гиперначитанными консультантами. Но раздражаться здесь не на что. Хорош тот правитель, который видит единственно верное решение сразу и насквозь, через толщу пространства-времени, а не в силу муторных, часто верных формально и при том ошибочных по сути логических рассуждений.

Интуицией же сильны прежде всего женщины. Именно поэтому власть органически принадлежит им.

3. Хорошо, когда формальное удается привести в соответствие с фактическим.

Женщины на самом деле правят миром. Сегодня меньшая их часть делает это открыто, с высоты занимаемого положения. Как, скажем, какая-нибудь Ангела Меркель. Большая часть – скрыто, косвенно, умело манипулируя мужскими страстями, слабостями и комплексами. Я почти уверен, что биографию любого крупного политика, не являющегося стопроцентным недвусмысленным геем, можно разложить на решения, принятые во имя женщин.

Возьмем, к примеру, Наполеона Бонапарта. Он зачем ввязался в войну с Россией-1812? Да, конечно, из-за нарушения нашей страной условий Тильзитского мира, Континентальной блокады и т. п., – скажет нам умный дискурсивный мужской историк и будет прав. Но прав и тот, кто скажет: у Наполеона был комплекс вины перед польской графиней Марией Валевской, матерью его старшего сына Александра, и потому он должен был поставить последнего польским королем при регентстве матери. Что никак не получалось без системной военной победы над Россией.

Еще простой общечеловеческий пример на тему подлинной власти. Вот если мужчина делает сексуальное предложение женщине и получает отказ – то что? Да, в общем, почти ничего. В порядке вещей. А если наоборот? Это уже, простите, для женщины форменное оскорбление. Можете не сомневаться, что, если оскорбленное создание захочет, «отказник» довольно быстро приобретет репутацию гея или импотента (или того и другого сразу).

Так кто на самом деле главнее-то?

В общем, пора догадаться о приличиях и пропустить даму вперед – на дороге к власти. Это я пишу в один из дней, когда кажется, что у нас тут мир. Но это только кажется. Война – это ведь не только когда стреляют тебе в грудь или спину. Но и тогда, когда автоматная очередь дребезжит прямо у тебя в голове.

Видит Бог – я никогда ни строчки, ни словечка не написал о Сергее Ервандовиче Кургиняне. (Кто такой Сергей Ервандович Кургинян, читатели хорошо знают, потому я не расшифровываю и не привожу его титулов).

Почему не написал? Потому что я очень хорошо отношусь к С.Е. Кургиняну.

Для меня именно Кургинян – а никакой не Путин, положим – есть настоящий гарант стабильности. Знак того, что, как было сказано, «память спасена».

Вот ведь включаешь первую программу постсоветского телевидения, а там – Владимир Познер и Сергей Кургинян. Вместе. Точно как в 1989 году. И если Владимир Владимирович (Познер) за 20 лет отчетливо постарел, то Кургинян – ни на йоту. И говорит он почти тот же самый текст, что и 20 лет назад.

А ведь сменилось уже три поколения. На смену первому секретарю МК КПСС Прокофьеву пришел, скажем, Березовский, а на смену Березовскому, скажем, Сурков. И все слушали Кургиняна. И никто ведь не сказал: на что нам весь этот набор слов? Нет. Слушали и дослушали. Но не до конца, ибо конца все не видно.

И здания во Вспольном переулке, в любимом некогда центре покойной Москвы, где должен был разместиться театр Кургиняна «На досках», стоят как вкопанные. За 20 лет все большое имущество в стране уже несколько раз поменяло хозяев. ЮКОС ушел бесплатно в частную собственность и так же бесплатно вернулся в государственную (начальственную). Квартиры и дачи членов Политбюро ЦК КПСС стали достоянием сначала новых, а потом – новейших русских. И сам театр «На досках» едва ли сегодня есть. А комплекс во Вспольном – по-прежнему существует и принадлежит Сергею Кургиняну. Несколько поколений рейдеров прошли мимо – кто в небо, а кто и в землю. Кургинян с его недвижимостью – остался. Недвижим и подвижен, как потомок Сфинкса.

Недавно один мой политический друг сказал: смотри, кто в неизменности сохранился от самых ранних постсоветских лет – только трое: Зюганов, Жириновский, Чубайс. Да, действительно. Даже Явлинский, несмотря на всю занудность, сошел, как сходит городской снег перед весенним равноденствием. Но еще прежде Зюганова, Жириновского и Чубайса возник Кургинян. И он тоже с нами, по-прежнему. Из букв его имени, наверное, можно собрать слово «вечность». Если попробовать.

И чем больше я с ностальгическим восторгом вспоминаю 1989 год, когда деньги еще ничего не решали, а внезапная весна, казалось, никогда не обернется бетонной духотой, тем больше уверяюсь, что очень нужен и важен мне Сергей Ервандович – последний живой свидетель тех времен, поручитель их прошлой истинности и подлинности. Пока в пыльном воздухе Москвы рассеяна субстанция Кургиняна, можно быть уверенным, что те времена нам не приснились. «Но был он, пламень, был».

А потому – никогда ничего про него не хотел ни писать, ни говорить.